Юрий Бурносов - Числа и знаки. Трилогия

Стеная и охая, толстый аббат увидал в окнах одного из домов, невзрачного и покосившегося, яркий свет. Руководствуясь скорее желанием прибиться к людям, нежели здравым рассудком, Тристан распахнул дверь и оказался в преддверии ада.

Огромная комната, перегородки которой были сломаны, являла собою импровизированную таверну. Украденные из разоренных лавок бочки с вином и пивом стояли одна на одной вдоль стен, а за длинными столами безумно пировали люди. В очаге жарился на вертеле целый кабан, от которого подходившие то и дело отрезывали полусырые куски. Кто лежал без чувств, кто тискал и хватал женщин в бесстыдно расстегнутых платьях, иные же прелюбодействовали прямо на столах, среди винных луж и объедков - по двое, по трое и даже по четверо, составляя изобретательные и в то же время преотвратные композиции… Другие плясали под дикую музыку, исторгаемую весьма своеобразным оркестром из флейт, лютней и маленьких барабанов, что в ходу в восточных землях. Совсем юные дети и древние старики скакали в одном дьявольском хороводе, трещали свечи, жир с подгоравшей туши капал в очаг, и сотни глоток вопили каждая о своем…

– Поп! - вскричал кто-то, указывая на Тристана. - Поп! Заходи, наливай вина и веселись, ибо дни твои сочтены!

Ярко размалеванная девица ухватила растерянного аббата в свои объятия и, зловонно дыша прямо в лицо, спросила:

– Нравлюсь я тебе, красавец толстячок?

– Пусти меня! Пусти! - только и смог пробормотать аббат, прежде чем девица впилась ему в губы липким и отвратным поцелуем. То был поцелуй самой смерти, и аббат Тристан Бофранк отдался ему и телом, и душою; в ушах грохотали голоса и барабаны, яркие огни неслись вокруг, словно в праздничном фейерверке, ноги скользили в лужах блевотины, покрывавших пол…

Едва распутная девица оторвалась от губ аббата, как ему поднесли деревянный ковш с вином, и Тристан принялся жадно хлебать, давясь и кашляя, пуская пузыри и снова давясь…

Внезапно он оттолкнул опустевший ковш и возопил, тщетно пытаясь перекричать адскую какофонию:

– Каюсь! Каюсь, добрые люди, ибо дурного возжелал я, недостойный аббат Бофранк!

– Аббат! Аббат! - принялись вопить пьяницы, размахивая кружками, посудою, а некоторые так даже непристойно оголенными удами.

– Прочитай нам проповедь, аббат, может, мы станем ближе к богу, коли все еще нужны ему!

– Взбирайся на стол, жирный боров, а то ты слишком короток в ногах и теле и тебя не видно!

– Проповедь! Хотим проповедь!

Тристан Бофранк и в самом деле взгромоздился на стол, подсаживаемый десятками рук, кои не только толкали его вверх, но и щипали, и шлепали. Помавая руками, он вскричал:

– Пируете?! Прелюбодействуете?! Дни ваши последние?! Так поймите, неразумные: кто имеет бога Целью, тот должен беспрестанно полагать образ его пред духовными очами своими! То есть должен он иметь в виду того, кто господь неба и земли и всей твари, кто может и хочет дать ему вечное спасение. В каком бы обличье или под каким бы именем ни представляли бы вы себе бога, знайте, что он - господь и он - вседержитель. Явит ли он божественный лик свой и в нем сущность и могущество божественной природы, это будет - благо; будете ли вы смотреть на бога как на спасителя, избавителя, творца, властителя, блаженство, могущество, мудрость, истину, доброту и прозревать в нем бесконечный разум божественной природы, это также будет - благо.

– Где же бог? Кто же? - крикнул какой-то мордастый увалень с кружкою в одной руке и полуобглоданной костью в другой. - Каков он, а, аббат?! Как звать его?!

– Имена, какие мы даем богу, многочисленны, но высокая природа бога проста и не имеет имени - для тварей, кои суть и вы, и я, недостойный. Но мы измышляем божественные имена ради его непостижимого благородства и высоты и потому, что мы не можем ни назвать его, ни выразить вполне. Каждое имя - лишь малая часть богопознания! Но всецело господа не может познать никто. Однако ж мы стремимся к богу, полагаем его целию! Этому исканию предстоят сердечная привязанность и любовь, ибо познавать бога и пребывать без любви суть топтаться на месте безо всякого смысла. Поэтому человек будет всегда, во всех своих делах, сердечно стремиться к богу, которого он отыскивает и любит поверх всякой вещи…

Грешник - а все вы грешники, ибо зрю я перед собою вещи ужасные и святотатственные! - дабы обратиться от своих грехов к достойному покаянию, должен встретить бога всем сокрушением сердца, а такоже отречением от греха. Тогда он получает в этой встрече от милосердия божия верную надежду на вечное спасение и прощение своих грехов…