Юрий Бурносов - Числа и знаки. Трилогия

Расчет Бофранка оказался верным - из лопнувшего глаза тотчас хлынула кровь, густая и дымящаяся, упырь бросил терзаемого им Альгиуса и хотел было схватить кота, но субкомиссар уже был таков. И надо же случиться, что, едва свалившись с головы Клааке, Бофранк превратился обратно в человека, притом сразу же больно ударившись голым коленом о корягу.

Он со стоном вскочил на ноги, но упырю, как ни странно, было совсем не до него. Клааке катался по опавшим листьям, царапая руками лицо и разбрызгивая вокруг кровь, а чудовищные вопли, которые исторгала его глотка, не могло бы повторить ни одно живое существо. Скатившись в овраг, упырь распластался, словно жаба, и быстро пополз по бренным останкам своих жертв, миг - и он скрылся в черной дыре логова, не переставая вопить и причитать.

Бофранк осмотрел свое колено и обнаружил, что повредил его достаточно сильно - сине-черная опухоль вздувалась на глазах, ногу больно было сгибать. Но тут субкомиссар вспомнил об Альгиусе и, обернувшись, нашел его лежавшим на земле и совершенно бездыханным.

Нагой Бофранк склонился над толкователем, приподнял его голову и окликнул по имени, но Альгиус не отозвался. Судя по всему, несчастный толкователь был мертв, и огромные кровоточащие раны на шее и груди были тому порукой.

К рассвету - а точнее сказать, ко времени, кое приличествует рассвету, ибо такового не наблюдалось, - прибежал один из юных рыбацких подмастерьев и сказал, что у северной части здания неспокойно - почва пошла трещинами. Возможно, то было обыкновенное в здешних местах природное трясение земли, кое, по словам рыбака, уже обмелило в свое время гавань, но Мальтус Фолькон усомнился и тотчас поспешил в указанное место, где и обнаружил, что кладка арсенала местами начинает уже проседать. Тут вспомнились слова толстяка торговца о том, что карлики преискусны в земляных работах, и юноша сообразил, что поганцы попросту роют подземный ход, оттого и не являлись они всю ночь на поверхность.

Наставляемый прочитанными военными трактатами, Фолькон велел принести корабельную помпу и качать под фундамент арсенала воду из гавани, с тем чтобы утопить карликов в их подкопах.

И верно: только успели несколько раз качнуть рукояти помпы, как земля провалилась, и из образовавшегося пролома полезла малорослая нечисть, визжа и завывая, словно проклятые души в аду. Карлики размахивали небольшими копьями и топориками, иные метали дротики, один из которых тут же вонзился в предплечье юноши. Фолькон вырвал дротик и отступил к стене, отмахиваясь от наступавших карликов своим топором и с удовлетворением отмечая, как попавшие под удар разлетаются в стороны с размозженными головами и поломанными членами.

Казалось, уродцам нет числа - все новые и новые сотни их вылезали из провала, им удалось уже повалить наземь кое-кого из защитников, а тот, кто падал, был заведомо обречен, ибо его сразу же захлестывала злобно верещавшая волна.

Неподалеку от Мальтуса Фолькона один крепкий рыбак смог подняться на колени; все лицо его было изглодано до костей, платье изорвано, а сам он был усижен карликами, как сладости мухами. Человек почти уже встал, когда один из уродцев перерезал ему связки под коленями, и… Мальтус Фолькон отвернулся, дабы не видеть жуткого зрелища.

Юноше отчего-то казалось, что карликов гонит из-под земли некое неотвратимое заклятие - так бездумно и дико вырывались они оттуда, чтобы погибнуть под ударами тяжелых дубин, молотов и топоров. Твари брали лишь числом, отдавая за каждого поверженного защитника Люддерзи десятки и сотни своих душ, коли таковые у карликов вообще имелись.

Кто-то из мальчишек удачно догадался поджигать комья просмоленной пакли, которой конопатят днища, и бросать в гущу наседавших карликов, чрезвычайно боявшихся огня. Когда пылающие уродцы принялись окарачь разбегаться в стороны, атака вроде бы поутихла; помогла, вероятно, и заполнившая подземный ход вода, посему спустя час-другой - Фолькон не мог судить точнее, не имея ни часов, ни наблюдаемых эволюции солнца, - нападение остановилось.

Защитники осматривали окрестности арсенала, освещая все закоулки факелами и без жалости затаптывая сапогами раненых карликов, тщившихся при этом даже на последнем издыхании укусить за ногу.