Сергей Богачев - Охота на императора

Страх этот проник в широкую, но ранимую душу Нюры совершенно не в связи с перспективой похода на вокзал. Она уже давно не подпрыгивала от высоких и резких звуков паровозных свистков, с помощью мужа разобралась, что из трубы локомотива валит не дым, а пар, и потому пожара в дороге не случится (супруг торговки уже подготовил оправдательную речь на случай, если вскроется его бессовестный обман). Даже ко встрече со злодеями в питерской подворотне подготовилась основательно – зашила все семейный сбережения, предназначенные для спасения внука в тот предмет гардероба, который позволила бы снять с себя только через смертоубийство. Нет, Нюра не опасалась ни дальней дороги, ни каких-либо других испытаний. Больше всего она боялась не доехать, и тогда внучок Николаша, свет очей её, помрёт в холодном Петербурге, где-то в сумрачной палате больницы святой Марии-Магдалины на Васильевском острове.

Со вчерашнего дня по Москве пошли слухи, что на железной дороге случился взрыв, который устроили проклятые антихристы, чтобы убить государя. Слухи носились между рыночными рядами, да по дворам, обрастая ежечасно все новыми подробностями – будто там, на левом берегу Яузы, недалеко от железнодорожного моста, тела людские складывали рядами, да так, что конца этой скорбной ленте было не видать. Другие судачили, что Его Величество сам-то уцелел, но точно видели, как плакал, вынося на руках из горящих обломков поезда дражайшую супругу свою, Марию Александровну, всю окровавленную, в платье, изорванном взрывом чудовищной силы. Третьи жаловались, что якобы, стекол не стало на версту в округе и плотника ни одного теперь не найти – все заняты. Нет у тебя мужика – завешивай окно мешковиной, может, и дождешься на днях.

Лютую нелюбовь Нюры к «штудентикам», от которых, по её авторитетному мнению, пошли все беды, разделял весь рынок на Болоте, где она каждое утро надевала чистый передник и становилась за свою лавку, которая славилась особенным посолом квашеной капусты. [6] Болото – Болотная площадь.

Вести о тяжкой болезни внучка Коли и взрыве на железной дороге пришли почти одновременно, что ввело горластую лавочницу, которую тяжело чем-то напугать в принципе, в состояние ступора. Впервые Нюра ощутила неприятную сухость во рту и слабость в руках, в красках представив себе разорванные на клочья тела несчастных пассажиров, валяющиеся на склоне железнодорожной насыпи вперемежку с раскрытыми чемоданами, кофрами и дымящимися обломками состава.

Трижды перекрестившись, Нюра уселась на диван вагона третьего класса, что располагался прямо возле окна. Лавочница впервые путешествовала поездом и интуитивно заняла место, казавшееся ей более безопасным. Завидев на перроне мужа, так и не отпустившего кепку, торговка квашеной капустой невольно улыбнулась – сейчас он ей напомнил того растерянного кавалера, который когда-то давно так и не смог подобрать правильных слов для выражения терзающих его чувств. Нюра тогда взяла инициативу в свои руки и не отпускала её уже больше двадцати лет, а теперь вот, впервые им приходилось надолго расстаться, да еще и по такому неприятному поводу. В груди защемило, женщина попыталась подавить приступ грусти, сопровождаемый спонтанными слезами, да смогла только помахать мужу рукой, но в этот раз – по-доброму. Стало ей жаль своего благоверного, одиноко стоящего перед запотевшим окном вагона среди снующих с багажом грузчиков, опаздывающих пассажиров и редких военных, ищущих свой вагон.

– Позволите? – раздумья Нюры о хрупком семейном счастье прервал тихий и неуверенный голос слева, принадлежавший скромного вида барышне.

Не привыкшая к таким речевым оборотам лавочница оценивающе взглянула на юное создание в шляпке с дымчатой вуалью, чтобы принять решение, какой ответ дать на поставленный вопрос. Окатив это хрупкое существо с ног до головы взглядом, полным сочувствия, Нюра все же определилась, что в дальней дороге компания юной институтки гораздо лучше, чем, к примеру, вот этот поп, от которого так и прёт за версту луком да перваком. Пробормотав что-то вроде «…прости, Господи…» священнослужитель уже устроился на противоположной лавке, с трудом умещаясь на ней всеми своими одеяниями.

– Позволю, чего ж не позволить… Вижу, ты много места не займешь, – Нюра и не думала шутить, просто она здраво оценила телосложение и точеную фигуру девушки.

Барышня присела на край дивана так скромно, будто всю дорогу собиралась провести в позе птички, неподвижно сидящей на жердочке, чем вызвала у Нюры очередной приступ жалости.