А мысли теперь путались. И на языке словно возник привкус белого рейнского вина, того самого, наверное, которым Бальцер угощал богатого клиента в швейной мастерской!
«Почему богатого? — засомневался вдруг Самсон. — Богатый закажет новый сюртук или френч, а не будет просить переоблицовать старый? Значит, не богатый! А если не богатый и такой высокомерный, то значит жулик, мелкий аферист! Да что там, он же картежник! Он держал в руке три карты!»
Правая рука словно заныла, видимо, неудобно он упер ее локтем в столешницу. И тут почему-то, видимо, опять же из-за напрашивающегося в мысли и чувства самобичевания Самсон уронил открытую ладонь на стол, хлопнул громко и сам того звука испугался. Оглянулся на дверь в спальню родителей.
— Надо идти спать, — твердо приказал себе и не сдвинулся с места.
И тут дверь в спальню родителей открылась и в проеме он увидел ангельское лицо Надежды, немного испуганное, немного вопросительное.
— Ты не спишь? — спросила она.
Желтый вельветовый халат она подтянула за край рукой, видно, забыла взять и завязать пояс, когда поднялась и набросила его.
Присела рядом на стул.
— Что с тобой?
— Да я запутался, — признался Самсон. — Чувствую себя дураком, да и другие меня дураком видят!.. Понимаешь, мне учиться надо! На курсах! Сейчас же все учатся! Никто не может вот так просто без учебы прийти на должность и исполнять ее хорошо! А меня учиться не посылали! А теперь я понимаю, что у меня все из рук валится. Из рук и из головы! Я же вот честно того, кто Семена убил, найти хотел! Нельзя такое прощать. Да, он и портного Бальцера убил, и был у портного в мастерской, когда мы с Семеном туда пришли. И я думаю, что через портного можно его найти! Даже через убитого портного! Но одновременно сомневаюсь! Знаешь, у меня пропало чувство правоты!
— Правоты? А в чем ты не прав?
— Нет, не той правоты! У меня такое ощущение, что я глуп! Что я не вижу чего-то важного и очевидного! Просто не обращаю внимания! Не умею думать так, как надо! Чтобы все сразу становилось понятно! Ну, чтобы возник конкретный план: что делать?
— Надо записывать, — произнесла Надежда и нежно протянула руку к его лицу. Дотронулась холодными пальцами до щеки, до левого уха, виска, шеи. — Надо все записывать! Ты, наверное, полагаешься на память или интуицию… А надо записывать. Как мы! Вот как во время переписи в марте! Триста человек с сумками переписных карточек, с карандашами, и все вносят в карточки, все графы заполняют. Только так можно быть уверенным в своей правоте, в результате! В правильном подсчете!
Самсон вздохнул.
— Но перепись — она же легче! Там уже все понятно: что спрашивать, куда записывать! У меня нет карточек… Точнее, есть правила, и я уже кое-что могу делать по этим правилам. Допрос записывать: вопрос и ответ! Но как мне мысленно найти ответ на вопрос, который я полностью не вижу и не понимаю?.. У меня нет таких карточек, понимаешь?
— Самсончик, дорогой, — Надежда зевнула, отпустила край халата, прикрыла рот ладонью левой руки. — Ты просто устал. Попробуй понять, что тебе надо делать завтра, и сразу захочется спать, чтобы завтра быть готовым ко всему!
— Завтра? — повторил Самсон и задумался. — Завтра мне надо обязательно в подвал! Надо к Нестору Иванычу.
— Завтра уже очень скоро! Иди отоспись, чтобы быть свежее всех живых!
Самсон медленно замотал головой. Скорбно опустил ее.
Надежда ладонями приподняла его голову и повернула к себе. В его глазах играло симметричное отражение огонька свечи.
— Пойдем, — сказала она нежно. — Я тебя присплю!
На ватных ногах Самсон зашел следом за ней в спальню родителей. Она сняла с него одежду, посадила на правый край кровати, потом нежно, сильными руками положила, проследив, чтобы затылок утонул в мягкой подушке. Сама зашла и легла с другой стороны кровати под то же одеяло.
Пару минут тишины и темноты несколько оживили его. Он лег на бок лицом к ней. Увидел нечеткую линию ее профиля — она лежала на спине. Ровное дыхание поднимало и опускало грудь, накрытую одеялом. Она, должно быть, спала.
— Наденька, — прошептал Самсон. — Выходи за меня!
Его шепот не сбил ее ровного дыхания. И ничего не дрогнуло в ее профиле. Она точно спала.
Он перевернулся на живот. Справа зажужжал комар, и Самсон вытащил руку и хлопнул себя по ушной раковине, по зарубцевавшейся ране. Хлопок понесся внутренним эхом куда-то в сокровенные далекие уголки мозга. И тут подумал он о том, что рано еще комарам появляться! Холодно для них пока! И еще подумал, что это его ухо отрубленное в отцовском кабинете что-то услышало. Но ведь оно в жестянке, а жестянка может какие-то звуки искажать. Это только человеческие голоса она не искажает, но добавляет их звучанию железности и звонкости.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу