Игорь Лебедев - Формула алхимика

Жарков даже причмокнул, вспоминая, как он уминал котлету, конфузливо посматривая на эстраду, где высоко поднимала ноги полуголая шансонетка.

Гимназия располагалась по 1-й Роте Измайловского полка, во флигеле домовладения братьев Тарасовых. У младших классов занятия как раз закончились, поэтому по коридорам носились мальчишки в черных тужурках, затянутые в лакированные ремни. Из зала доносились звуки гимназического хора и духового оркестра — репетировали кантату для предстоящего праздника.

— Горский? — переспросил старичок в синем форменном сюртуке с белой бородкой, столкнувшись на выходе из комнаты для учебных пособий с двумя господами; в руках у него был макет додекаэдра. [12] Додекаэдр — объемная геометрическая фигура из 12 граней. — А вы по какому поводу интересуетесь?

— Евгений Янович, я Петр Жарков, выпускник вашей гимназии, — попытался расположить к себе учителя криминалист. — Вы читали у нас математику и геометрию.

— Ах, Жаркоо-о-ов… — старичок прищурился. — Это вы мне бюст Декарта расколошматили?!

Ардов досадливо сжал губы — как видно, Петр Павлович оставил по себе в гимназии не лучшую память.

— Не я, а Сорокин! — мгновенно отозвался Жарков голосом провинившегося ученика. — Причем пострадал только нос.

— Нос пострадал у Томского! — строго указал старичок и двинулся по коридору.

— Евгений Янович, я защищался!

— А у Декарта — и нос, и подбородок, и прическа… — продолжил обвинительную речь математик. — Пришлось заменить Паскалем. Вы осознаете разницу?

— Конечно!

Профессор остановился и обернулся в ожидании ответа.

Жарков набрал воздуху в легкие и замер, послав Ардову взгляд с мольбой о помощи.

— В отличие от Декарта, Паскаль не признавал всемогущество разума, утверждая, что не только разум, но и чувства также дают человеку познание истины — каждое в своей области, — пришел на помощь Илья Алексеевич, мысленно отыскав нужную страницу в «Исторіи математики отъ Декарта до середины XIX столѣтія».

Преподаватель оглядел незнакомца со снисходительным интересом, однако уловил в ответе явную попытку превознести Паскаля, которого, очевидно, недолюбливал.

— Скажите еще, что сердце — орган познаний, — проворчал он.

Вокруг стоял гвалт. Один младшеклассник, разбежавшись, проскользил на ранце по паркету и врезался в Жаркова, едва не сбив с ног.

— Пиноретов! — окрикнул гимназиста старичок.

Тот вскочил, быстро поклонился, изображая раскаяние, и помчался дальше, оглашая коридор воинственными возгласами.

— Так что профессор Горский? — позволил себе вступить в разговор Ардов.

— Он больше не преподает, — старичок продолжил путь по коридору.

— Умер?

— Вот еще, — фыркнул математик. — Он моложе меня на пять лет!

Не исключено, что старик воспринимал себя местным Декартом, а бывшего коллегу недолюбливал именно как разрушителя основ.

— Господин Горский всецело увлекся, как вы изволили выразиться, познанием истины… — в голосе Евгения Яновича проступили нотки обиды и даже раздражения. — Не мне судить, но, по-моему, этот процесс повлиял на него не лучшим образом.

Он остановился у двери в класс. Гимназисты сновали туда-сюда, с любопытством поглядывая на незнакомых посетителей. Раздался звук ручного колокола, который, шаркая по коридору, тряс над головой школьный сторож, как две капли воды похожий на Сократа. Звон давал сигнал к началу урока. Евгений Янович обозначил поклон, намереваясь завершить беседу и пройти в аудиторию, но Ардов проявил настойчивость:

— Где мы можем его найти?

— С квартиры он съехал еще полгода назад. Безвылазно торчит у себя в лаборатории. Это где-то за Обводным каналом.

— Нельзя ли получить точный адрес?

— Понятия не имею! Никаких контактов мы не поддерживаем. Он пытался было слать мне письма с просьбами предоставить некоторые реактивы, но эти прошения были оставлены без ответа.

— Простите, — не унимался Ардов, чувствуя, что все более раздражает своенравного старика, — вы сказали «письма»? Очевидно, на конвертах был указан обратный адрес?

Учитель поморгал, не понимая, куда клонит визитер.

— У вас не остались эти конверты? — уточнил вопрос Жарков.

— Возможно, валяются где-то в столе, — пожал плечами математик.

— Евгений Янович, вы не могли бы посмотреть?

— Постараюсь. Зайдите через пару дней.

— Необходимо прямо сейчас.

В голосе Ардова неожиданно обозначились столь безапелляционные нотки, что профессор с удивлением уставился на него: