Олег Петрович-Белкин - Настоат

Но не идти в морг нельзя – могу упустить что-нибудь важное… В конце концов, это мои прямые служебные обязанности, упомянутые в Инструкции Начальника следствия. Впрочем, сей аргумент, признаемся честно, для меня мало что значит. Инструкции, приказы, постановления пишутся идиотами и для идиотов – они нужны лишь тем, кто не способен мыслить самостоятельно; кто не может или не хочет брать ответственность на себя и, подобно собаке на привязи, отказывается прислушиваться к голосу разума.

Как неспокойно внутри! Интуиция говорит, что надо решаться…

Стоп! Есть идея! Поручу осмотр толпе моих тупых и бездарных помощников. Пусть эти крысы займутся наконец делом, а не слежкой за мной и сочинением кляуз. Пойдут все, кроме Йакиака, – негоже ему тереться с этим отребьем. Да и зрелище полуразложившегося трупа – не из приятных; поберегу Малыша для более чистой работы… Решено, так и поступим! Отлично!

– Йакиак, не беспокойся – я все организую. Сам пойти не могу, слишком много бумаг накопилось… Однако ничто не ускользнет от внимания Великого следствия! И да упокоится красавица с миром – завтра приступайте к захоронению.

Дункан задумчиво смотрит в одну точку. Руки, протянутые к керосиновой лампе, не хотят согреваться; от сквозняков давно нет спасенья. Холодная, промозглая осень держит Город в цепких объятиях; от нее не укрыться – ни внутри, ни снаружи. Наверное, так будет всегда.

Вздохнув, Начальник следствия продолжает:

– Ладно, что у нас дальше? Кажется, ты хотел рассказать о чем-то исключительно важном.

Радостная улыбка озаряет маленькое лицо Йакиака.

– Да, да, конечно… Я помню! Совершенно секретная информация – ради нее мы, собственно, и собрались. Итак? Готовы? Поверьте, это чудовищно!

– Ну, не томи! Говори скорее, дружище!

– Видите ли, ваше светлейшество, я имею честь сообщить, что все наши подозрения блистательно подтвердились!

– Какие подозрения?

Йакиак, пригладив несколько непокорных седых волосинок, окаймляющих блестящую лысину, проворно спрыгивает с кресла и, глядя Дункану прямо в глаза, загадочно и многозначительно шепчет:

– Подозрения насчет второй жертвы: она и правда была! – Малыш торопливо обегает стол и наклоняется к самому уху Начальника следствия. – На месте преступления мы обнаружили много, до безумия много крови… И бо́льшая ее часть, как вы знаете, не принадлежит ни жертве, ни Настоату. Группа крови не та – 33.22 по классификации Солмса. К сожалению, очень распространенная группа – например, у меня самого точно такая. И у половины моих родственников… Так что здесь копать дальше бессмысленно. Однако есть другая зацепка: группа 33.22 абсолютно не характерна для женщин! Получается, что второй убитый – мужчина; в этом практически не остается сомнений.

– Практически? Или не остается? Выражайся яснее!

– Кхм… Ваше превосходительство… Не остается! Криминалисты совершенно уверены, что второй жертвой был, несомненно, мужчина. Вероятность – 146 %!

А вообще, скажу честно, в этих медицинских классификациях сам черт ногу сломит… Я порой думаю: и зачем нам такое разнообразие групп крови? 616 подвидов! Неужто не хватило бы, например, четырех – ну и в придачу двух резус-факторов, а не восемнадцати, как сейчас? Эта странная, творческая идея природы – мне она непонятна. Многообразие, дивергенция, эволюция… К чему нам все это? Сколь проще жилось бы роду людскому, коль наше общество подобно было бы улью, или муравейнику, или, на худой конец, бактериальной колонии. Все одинаковы, единообразны и равны меж собой – а значит, устремлены к общей цели. Индивидуальность – синоним упадка, декаданса, порождение деструктивных тенденций.

Представьте, как воссияло бы наше Ландграфство, если бы каждый из нас – жителей, его населяющих, – в своей созидательной силе уподобился муравью, лишенному желаний и эгоистических устремлений! Говорят, древний философ Э́йдженто Смит некогда сетовал, что человечество – это вирус: плодясь и размножаясь, оно захватывает всё новые миры и пространства… Ах, какая несусветная чушь! Если бы оно было так! Но нет: человечество не есть вирус. Напротив, оно само поражено вирусом индивидуализма: оно разношерстно, разобщено, множественно, противоречиво – а потому слабо и ничтожно; и никогда – вы слышите, никогда! – не достигнет той степени совершенства, что простейший улей иль муравейник. Вирус как монолит и единство – вот священная цель и идеал социального строя, земля обетованная всего нашего рода. Вирус и есть наша мечта о сверхчеловеке…