Владимир Каржавин - Больше всего рискует тот, кто не рискует. Несколько случаев из жизни офицера разведки

— Здравствуйте, Лоренц.

Человек, лежащий на циновке на кровати из досок, вздрогнул и сделал попытку приподняться на локтях.

— Балезин? Вы?

— Как видите, я.

Кларк тотчас же вмешался в разговор:

— Так вы знакомы?

— Знакомы… и давно, — вздохнул Алексей. Лоренц молчал.

В это время в сарай вбежал человек из группы Кларка. Хриплым голосом он сообщил, что где-то совсем рядом обнаружены ещё двое диверсантов-эсэсовцев. В доказательство сказанного раздались автоматные очереди.

— Оставайтесь здесь, Серж, — крикнул на ходу Кларк. — Никуда не выходите! Пистолет оставить?

— Спасибо, есть, — вдогонку Кларку Балезин показал свой неизменный бельгийский браунинг, с которым ходил ещё на Кошелькова.

И вот они одни, смотрят друг на друга: русский офицер разведки, немецкий…

— Сколько же мы знакомы? — слабым голосом спросил Лоренц.

— Двадцать семь лет.

— Вы меня вычислили по ипподрому? Таксист?

— Да, таксист, один из тех двух, которых вы убили.

— Балезин, мы с вами на войне. Вам помог случай, мне тоже.

— Лоренц, я верю в случай, но здесь он ни при чём. Не будь ипподрома, я всё равно бы вас вычислил. У меня был козырь про запас.

— Какой?

Алексей молчал, а Лоренц тяжело дышал:

— Бросьте, Балезин, изображать хранителя тайн. Вы же видите, что я, как говорят у вас в России, уже не жилец.

Лоренц одной рукой пошарил где-то на груди за пазухой и, вынув руку, показал её Алексею. Рука была вся в липкой крови.

— Так что у вас за козырь?

Балезин решился:

— Какое событие будет через три дня? Правильно, ваш день рождения. Где вы его будете отмечать? Наверное, в немецком ресторане «Бавария» — вы же баварец… Продолжать?

Лоренц был поражён. Он сделал усилие, чтобы удержаться на локтях, но не получилось — рухнул на циновку.

— Гениально… Но как вы узнали про мой день рождения?

— Неужели не помните? Тогда в шестнадцатом на последнем допросе вы нам многое рассказали, а в конце попросили рюмку французского коньяка. Я спросил, в честь чего?..

— … а я сказал, что у меня круглая дата — тридцать лет.

— И это было двадцать восьмого октября одна тысяча девятьсот шестнадцатого года.

— Да, Балезин, так оно и было. Но как вы запомнили?

— Очень просто. Это и день рождения моей любимой тётушки. Я ещё тогда в ответ на вашу просьбу сострил: «Может быть, мне ещё домой вас пригласить и усадить за стол?»

— А вот этого не помню… — Лоренц опять приподнялся, опираясь на левую руку. — Двадцать восьмое октября… для меня святой день… Жаль, что свои пятьдесят восемь мне уже не встретить…

— Бросьте, Лоренц, скоро прибудет врач. Вас перевяжут, будете жить.

— Не надо, не надо… вы же прекрасно видите… — он не договорил, каждое слово давалось ему с трудом.

В сарае они были по-прежнему вдвоём, и Балезин ясно понимал, что перед ним тяжело раненный, может даже умирающий человек. Но был не в силах что-нибудь изменить. А жаль, Лоренц мог бы многое рассказать.

— Если вспомнить Швецию, — нарушил паузу Балезин, — то скажу честно: в вашу социал-демократию я не поверил.

— А в двадцать второе июня? — говорить Лоренцу было всё труднее и труднее.

— Я поверил; другие, к сожалению, нет.

— Другие — это кто?

— Долго рассказывать.

Лоренц опять упал на циновку, но снова приподнялся на локте. Чувствовалось, что сейчас он скажет что-то важное для него. Так и произошло.

— Балезин, мне жить последние минуты… Из родных и близких у меня никого не осталось. Друзей у меня не было. Из уважаемых мною людей остался только один человек. Вы — достойный противник. Исполните моё последнее желание.

— Какое?

— Если останетесь живым в этой адской войне, сделайте всё, чтобы русские с немцами больше никогда не воевали.

Балезин чувствовал, что ничего не может сказать в ответ. Лоренц уловил его растерянность.

— Не верите в мою искренность, в моё уважение к вам?

Он по-прежнему с трудом опирался на локоть левой руки. И вдруг в его свободной правой, испачканной кровью руке блеснул какой-то предмет. Алексей успел разглядеть: это было что-то похожее на авторучку, только несколько бо́льших размеров. Предмет был направлен на него.

— Балезин, это не пустые слова, — вялый голос умирающего Лоренца вдруг стал твёрже. — Я мог бы вас убить, но я не сделаю этого.

Алексей Балезин смотрел в лицо смерти. Теперь он понял, почему из тел таксиста Ашота и второго товарища извлекли не обычные пули, а пули малого калибра и почему на следующий день после случившегося, когда они с начальником местного отделения полиции прибыли в морг, трупы казались какими-то посиневшими — пули были отравлены. Справившись с нервами, Балезин произнёс: