Кэндис Проктор - Почему исповедуются короли

– Как она? – негромко спросил Себастьян.

Гибсон мотнул головой и длинно, утомленно выдохнул:

– В горячке. Боюсь, жар усиливается.

– Это из-за переохлаждения в ночь убийства? Или из-за раны?

– Сложно определить. – Пол откинул с лица растрепанные волосы, затем сцепил пальцы на затылке и выгнул спину, потягиваясь. – Я попросил коллегу из больницы Святого Варфоломея, доктора Лохана, заехать и осмотреть ее. Он хотел пустить ей кровь, дать слабительное и сделать прижигание – стандартный арсенал «героической» медицины [21] «Героическая» медицина — популярный термин, используемый для описания драконовской медицинской практики XVIII-XIX веков (только герои могли выдержать подобные процедуры и выжить ). Наиболее распространенным методом лечения для самых разных заболеваний было кровопускание — обычно по одной пинте (0,568 литра!) за сеанс. Кровоточащие раны прижигались кипящим маслом, и от болевого шока при этом умирало не меньше пациентов, чем от потери крови. Еще одна популярная процедура «героической» медицины — очищение кишечника, часто с применением средств на основе мышьяка и ртути, поэтому отравления среди больных были вовсе не редкостью. Жертвой подобного лечения стал Джордж Вашингтон, который после езды верхом в холодную, сырую погоду слег с простудой. В три приема ему выпустили два литра крови, вызвав анемию и слабость; затем врач дал ему ртутное слабительное. Вашингтон умер в течение суток. .

– И ты позволил?

– Нет. Клянусь, я видел больше мужчин, убитых кровопусканием и слабительным, чем ядрами и пулями. Так что я поблагодарил его за совет и выпроводил за дверь. Но с тех пор сижу здесь и мучаюсь раздумьями, не следовало ли дать Лохану хотя бы попробовать. В смысле, я ведь простой хирург [22] В Западной Европе со средних веков существовало разграничение между врачами, которые получали медицинское образование в университетах и занимались только лечением внутренних болезней, и хирургами, которые научного образования не имели, врачами не считались и в сословие врачей не допускались. Врачи представляли официальную медицину того времени, которая продолжала следовать слепому заучиванию текстов и за словесными диспутами была еще далека от клинических наблюдений и понимания процессов, происходящих в здоровом или больном организме. Ремесленники-хирурги, напротив, имели богатый практический опыт. Их профессия требовала конкретных знаний и энергичных действий при лечении переломов и вывихов, извлечении инородных тел или лечении раненых на полях сражений во время многочисленных войн. Официальная медицина упорно сопротивлялась признанию равноправия хирургов: им запрещалось выполнять врачебные манипуляции и выписывать рецепты. До конца XVIII в. хирургия в Европе считалась ремеслом, а не наукой. Первой страной, где хирургов признали равными врачам, была Франция. В 1731 г. в Париже открыли первую Хирургическую академию. . Могу выправить сломанную руку, отпилить изувеченную ногу или, если пациент рисковый, даже извлечь камень из почки. Но я не врач. Я не учился ни в Оксфорде, ни в Кембридже; моя латынь ужасна, греческий и вовсе ничтожен, а попытавшись единственный раз почитать труды Галена [23] Гален (ок. 129—199 гг. н. э.) — знаменитый врач и анатом из Пергама, работавший в Риме и бывший другом и придворным врачом императора Марка Аврелия. Труды Галена имели огромное влияние на медицину последующих полутора тысяч лет. В Средние века, как на Востоке, так и на Западе, Гален оставался непререкаемым авторитетом, «королем анатомии». Его познания о функциях спинного мозга были полностью оценены только в XIX веке, а его открытия в диссекции костей и мускулов дали термины, которыми пользуются до сих пор. , я сдался через несколько страниц. Кто я такой, чтобы подвергать сомнению медицинскую традицию, практикуемую более тысячи лет?

– По-моему, ты принижаешь себя. Тебе известно о человеческом теле больше, чем любому из врачей, которые мне попадались.

– О мертвом теле, – невесело хмыкнул Гибсон, отжал над миской тряпицу и снова принялся обтирать пациентку.

– Она еще что-нибудь говорила? – поинтересовался Себастьян, подходя к изножью кровати.

Пол уменьшил повязку на голове раненой, и теперь ничто не мешало разглядеть ее лицо. Это была красивая женщина лет тридцати, с молочно-белой кожей, слегка присыпанной на высокой переносице коричной пыльцой веснушек. Глаза были закрыты, но Себастьян знал, какими они окажутся, когда откроются: глубокого, шоколадно-карего цвета.