Кэндис Проктор - Почему исповедуются короли

– И сейчас она здесь, в Англии?

Себастьян кивнул.

– Как и большая часть членов французской королевской семьи – во всяком случае, тех, кто от нее остался. У самого младшего брата Людовика XVI, графа д’Артуа, имеется дом на Саут-Одли-стрит. А остальные живут в скромном поместье в Бакингемшире.

– А как зовут старшего – толстяка, который настолько тучен, что почти не может ходить?

– Граф Прованский.

Принцев крови, двух уцелевших братьев покойного короля, все знали по титулам, данным им при рождении: граф Прованский и граф д’Артуа. Оба бежали из Франции в самом начале революции. В зависимости от политических воззрений, одни расценивали их поступок как трусость, а другие – как мудрость.

Будучи женщиной, Мария-Тереза по французским законам не имела права наследовать корону. Но после освобождения из тюрьмы она вышла замуж за своего двоюродного брата, герцога Ангулемского, третьего в очереди престолонаследников после бездетного дяди и собственного отца. И таким образом получила шанс стать королевой Франции – если бы случилась реставрация.

По слухам, серьезному и медлительному герцогу Ангулемскому по части сообразительности было далеко до жены. Последнее, что слышал о молодом французском принце Себастьян: тот отправился с Веллингтоном в Испанию. А граф д’Артуа развлекался со своей последней любовницей в Эдинбурге. Но в окрестностях Лондона и без того обреталось более чем достаточно Бурбонов и их прихлебателей, чтобы мутить воду.

– И какова же она, эта принцесса? – спросил Гибсон.

– Очень набожна, как ее отец, Людовик XVI. Надменна и горделива, как ее мать, Мария-Антуанетта. И слегка безумна из-за пережитого во время революции. Она посвятила жизнь реставрации монархии и возмездию тем, кого считает виновными в гибели своей семьи. Говорят, принцесса убеждена, будто восстановление Бурбонов на французском престоле угодно Всевышнему.

– А что тогда революция и Наполеон? Всего-навсего досадный эпизод?

– Вроде того.

Спутники остановились перед церковью Святой Екатерины. Запрокинув голову, Себастьян обвел взглядом уходящие ввысь контрфорсы и пастельные оконные витражи. Время и меняющаяся политическая ситуация не пощадили изящное древнее строение. Балки крыши просели, на разрушающемся каменном фасаде проросли пучки мха и травы, а черные дыры указывали, откуда в лучшие времена улыбались простонародью лики святых. Когда-то здание служило молельней религиозной общины, основанной и пребывающей под покровительством английских королев. Затем случилась Реформация, повлекшая гражданскую войну, революцию и запустение.

– Что? – спросил Гибсон, глядя на друга.

– Раздумываю о революциях и королевах.

– А конкретнее?

– Если Англия заключит мир с Францией сейчас, то Наполеон останется императором. Не представляю, чтобы дочь Людовика XVI одобряла такое развитие событий. Она жаждет отомстить убийцам своих родителей и лелеет амбиции когда-нибудь самой стать королевой Франции.

– Тогда какого же дьявола она встречается с членом французской мирной делегации?

– Любопытно, не правда ли? – Себастьян отвернулся от древней, запятнанной копотью церкви. – Думаю, мне следует побеседовать со служанкой мадам Соваж. Где, ты говорил, она живет? На Голден-сквер?

Гибсон утвердительно кивнул:

– Можешь ей передать, что ее хозяйка чувствует себя даже лучше ожиданий.

– Когда раненая будет вне опасности?

Хирург устремил взгляд на ряды замшелых могильных плит соседнего погоста.

– Хотелось бы мне самому это знать, – сказал он с мрачным и осунувшимся видом. – Хотелось бы знать.

* * * * * * * *

Голден-сквер, лежавшая в нескольких кварталах к востоку от Бонд-стрит, никогда не считалась особо фешенебельным районом.

Площадь застраивалась в последние годы правления Стюартов, и разнообразные изломы ее крыш больше напоминали мансарды Парижа и декоративные фронтоны Амстердама, чем типические лондонские дома. Когда-то здесь селились иностранные послы и модные художники, но та эпоха минула, и округа приобрела унылый, запущенный вид, а многие из оштукатуренных кирпичных особняков семнадцатого века превратились в съемные квартиры.

Себастьян потратил какое-то время на разговоры с продавцами и лавочниками в окрестностях площади, включая буфетчика, аптекаря и дородную женщину средних лет, торговавшую в палатке пирогами с угрем. Похоже, мадам Соваж пользовалась расположением соседей, хотя те мало что знали о ней.