Борис Акунин - Смерть Ахиллеса

Ахимас взял лампу и вошел внутрь. Комната была меньше, чем он представлял: шагов десять в ширину, шагов пятнадцать в длину. В комнате были сундуки, мешочки и канцелярские папки.

Хасан открыл один сундук и тут же захлопнул – там лежали серебряные слитки. Их много не унесешь, тяжело. Зато в мешочках позвякивали золотые монеты, и дядя одобрительно зачмокал. Стал совать мешочки за пазуху, а потом кидать в бурку.

Ахимас больше заинтересовался папками. В них оказались акции и облигации. Он стал отбирать те, что массового тиража и повыше номиналом. Акции Ротшильда, Крупна и хлудовских мануфактур стоили дороже золота, но Хасан был человеком старой закалки и ни за что бы в это не поверил.

Закряхтев, он взвалил на спину тяжелый узел, с сожалением оглянулся – мешочков оставалось еще много, – вздохнул и направился к выходу. У Ахимаса за пазухой лежала толстая пачка ценных бумаг. Евгения не взяла ничего.

Когда дядя стал подниматься по невысокой лестнице во двор, ударил залп. Хасан опрокинулся и съехал по ступенькам головой вниз. Лицо у него было такое, какое бывает у человека, застигнутого внезапной смертью. Из развязавшейся бурки, посверкивая и звеня, вниз сыпалось золото.

Ахимас опустился на четвереньки, вскарабкался по лестнице и осторожно высунулся. В руке у него был длинноствольный американский револьвер «кольт», заряженный шестью пулями.

Никого во дворе не было. Враги засели на веранде дома, снизу не разглядеть. Но и Ахимаса они тоже вряд ли видели, потому что ступени лестницы были в густой тени.

«Один из вас убит! – раздался голос Лазаря Медведева. – Кто, Хасан или Ахимас?»

Ахимас прицелился на голос, но стрелять не стал – не любил промахиваться.

«Хасан, это был Хасан, – уверенно крикнул выкрест. – Вы, господин Вельде, фигурой постройнее. Выходите, молодой человек. Вам некуда деться. Известно ли вам, что такое электричество? Когда открывается дверь хранилища, у меня в спальне срабатывает сигнал. Нас здесь четверо – я и трое моих вояк. А четвертого я послал за приставом. Выходите, не будем тянуть время! Час-то поздний!»

Они пальнули еще раз – видимо, для острастки. Пули защелкали по каменным стенам.

Евгения шепнула сзади: «Я выйду. Темно, я в бурке, они не поймут. Решат, что это ты. Они выйдут из укрытия, и ты их всех застрелишь».

Ахимас обдумал ее предложение. Теперь можно было бы взять Евгению с собой – одна лошадь освободилась. Жалко только, до рощи не добраться. «Нет, – сказал он. – Они слишком меня боятся и сразу станут стрелять».

«Не станут, – ответила Евгения. – Я высоко подниму руки».

Она легко переступила через лежащего Ахимаса и вышла во двор, раскинув руки в стороны, словно боялась потерять равновесие. Прошла шагов пять, и нестройно грянули выстрелы.

Евгению откинуло назад. К неподвижному телу с темной галереи осторожно спустились четыре тени. Я был прав, подумал Ахимас, они стали стрелять. И убил всех четверых.

В последующие годы он редко вспоминал о Евгении. Только если случайно что-нибудь напомнит. Или во сне.

В тридцать лет Ахимас Вельде любил играть на рулетке. Дело было не в деньгах, деньги он зарабатывал другим способом – много, гораздо больше, чем мог истратить. Ему нравилось побеждать слепой случай и властвовать над стихией цифр. Уютно потрескивающий штурвал рулеточного колеса, сверкая металлом и полированным красным деревом, вращался по собственным, казалось бы, ему одному ведомым законам, но правильный расчет, выдержка и контроль над эмоциями срабатывали здесь точно так же, как во всех прочих известных Ахимасу ситуациях, а стало быть, закон был все тот же, знакомый с детства. Единство жизни при бесконечном многообразии ее форм – вот главное, что занимало Ахимаса. Каждое новое подтверждение этой истины заставляло его ровно бьющееся сердце чуть-чуть убыстрять ритм.

В его жизни выпадали продолжительные периоды праздности, когда нужно было себя чем-то занять. Отличное изобретение сделали англичане, оно называлось hobby. У Ахимаса таких hobby было два: рулетка и женщины. Женщин он предпочитал самых лучших, самых настоящих – профессиональных женщин . Они были нетребовательны и предсказуемы, понимали, что есть правила, которые следует соблюдать. Женщины тоже были бесконечно разнообразны, оставаясь при этом единой, неизменной Женщиной. Ахимас заказывал в парижском агентстве самых дорогих – обычно на месяц. Если попадалась очень хорошая, продлевал контракт еще на один срок, но никогда дольше – такое у него было правило.