Андрей Демидов - Мысли

В автобусе он подозвал к себе Хорста Фромма:

— Ну что, самоубийца, не угомонился еще? Подвел же ты меня под монастырь. Жалко, что Румшевитц закрыл служебное расследование, тебя нужно хорошенько проучить, бестия.

Фромм улыбался во весь рот и изображал полное раскаяние.

Манфред смягчился и принялся расспрашивать его о подробностях «битвы за пустую папку Љ 1/1/156/87». Особенно шефа заинтересовал момент с появлением Штеффи, любовницы Фромма. Хорст, получивший полноценную индульгенцию, стал живописно рассказывать о проявлениях ревности Штеффи, решившей, что Хорст и Ружечка голубые партнеры.

Автобус тем временем миновал стадион, где среди толпы стояла патрульная машина, а полицейские заталкивали в нее костлявую девицу в накинутом на плечи кителе одного из патрульных.

Осталось позади и место, где раньше стояла легендарная тюрьма Нюрнберг, в которой содержались нацистские преступники, осужденные международным трибуналом. Уплыли назад аккуратные, ухоженные, будто на картинке, двухэтажные пригородные домики.

Автобус выехал на шоссе Нюрнберг — Мюнхен и, войдя в бешеный ритм автобана, понесся по иссиня черному асфальту…

«Мать твою за ногу так!» — беспричинно и зло выругался коренастый спецназовец, прохаживаясь вдоль железнодорожной рампы, на которой вовсю кипела работа. Из только что пришедших контейнеров в вагоны № 9075468, 9071277 перегружали небольшие, запаянные металлические ящики. Все они были без маркировок, только сбоку на каждом имелись стрелки указатели — «верх» и «низ».

Пограничники, сложив грудой зеленые фуражки и раздевшись до маек, несмотря на прохладное утро, неловко выволакивали ящики из контейнеров и грузили их на электрокары. Под жестяным флажком «Путь 7» стояли и внимательно смотрели по сторонам два человека в драповых пальто. Они курили, один из них изредка прикладывался к потрескивающей рации. Чуть дальше, возле приземистого кирпичного пакгауза с узкими слепыми окнами расположились два спецназовца в пятнистых камуфляжах. Бойцы сидели среди наваленных в кучу бронежилетов, касок, пищевых термосов, ящиков с сухим пайком, потертых пыльных одеял и равнодушно наблюдали за суетой на перроне.

Совсем вдалеке, сквозь утренний туман, темнели силуэты стоящих в оцеплении «вэвэшников» и стрелков комендантского взвода. Несмотря на ранний час, над грузовой станцией «Брест 2» звучали гудки маневровых тепловозов, матерились где то сцепщики, у вагонного депо гулко и звонко гремели железом о железо. Ритмично постукивали на стыках невидимые за туманом уходящие поезда, пахло смолой шпал, дымом, каленым железом и чем то еще неуловимым, присущим только большому вокзалу или станции.

Коренастый спецназовец дошел наконец до своих и остановился, заложив руки в карманы комбинезона:

— Придумают тоже — охранять ящики. Что, на это вохровцев нет?

— Зря ты, Маслюк, кипятишься. Какая разница, где службу тащить, на алма атинской базе или в вагоне. Тут хоть душманья нет. Прокатимся с ветерком… — усмехнулся один из сидящих.

— Тебе, Зубоиров, лишь бы дрыхнуть целыми днями! — высказался спецназовец с бритвенным порезом на подбородке, залепленным кусочком газеты. Зубоиров презрительно взглянул на него:

— Эх, Мяскичеков, кто бы говорил. Ты даже на операции умудряешься «топить на массу». Как тебе еще уши правоверные не отрезали во сне, непонятно. Ты там хоть сны видишь?

Маслюк хохотнул, а Мяскичеков, не обращая внимания на колкость, подложил ладони под затылок и задремал, прислонившись к кирпичной кладке пакгауза. Из за угла появился еще один спецназовец с озабоченным заспанным лицом:

— Подъем, давайте грузиться, скоро отправляемся…

— Капитан, вопрос можно? — поднялся ему навстречу Зубоиров.

— Давай!

— Какого лешего этот груз не отправили самолетом? Зачем поездом?

Капитан пожал плечами:

— А кто его знает! Так, наверное, безопасней, или, может, тяжелый слишком… Вон смотри, два вагона набирается этого железа.

Пограничники уже заканчивали погрузку и задвигали тяжелые двери, поддевая их ломиками, а двое в драповых пальто прилаживали пломбы, готовясь опечатать вагоны. Спецназовцы начали таскать свое снаряжение в соседний вагон, где были сооружены дощатые нары, грубо сколоченный стол и стояла металлическая печка с трубой, выходящей в верхний люк.

— Мать твою… Ну и конура. Поедем хуже зэков! — недовольно заворчал Маслюк, кидая на верхнюю полку бронежилеты. — Чего вдруг вся эта придурь с маскировкой…