Джинн Калогридис - Невеста Борджа

— Да нет, не так уж там и страшно, — соврала я.

— Отец, кажется, сердит. Я боюсь, что он накажет тебя. Я пожала плечами.

— Может, и не накажет. Ферранте было совершенно безразлично, что я туда пробралась. — Я умолкла на миг, потом продолжила с детской бравадой: — А кроме того, что отец мне сделает? Запрет в комнате? Оставит без ужина?

— Если он это сделает, — прошептал Альфонсо, — я приду к тебе и мы во что-нибудь тихонько поиграем. А если ты проголодаешься, я принесу тебе еды.

Я улыбнулась и погладила его по щеке.

— Не волнуйся. Отец не в состоянии сделать ничего такого, отчего мне стало бы плохо.

Как я ошибалась!

Донна Эсмеральда ожидала у входа в Большой зал, чтобы отвести нас в детскую. Мы с Альфонсо были очень веселы, особенно когда нас провели мимо комнаты для уроков, где, если бы не праздник, нам предстояло бы сейчас сидеть и зубрить латынь под бдительным присмотром фра Джузеппе-Марии. Фра Джузеппе был печальным доминиканским монахом из соседнего монастыря Сан Доменико Маджоре, прославленного тем, что здесь два века назад с Фомой Аквинским заговорило распятие. Фра Джузеппе был настолько тучен, что мы с Альфонсо дали ему латинское имя фра Чена, брат Ужин. И теперь, когда нас вели мимо этой комнаты, я с серьезным видом принялась склонять наш любимый глагол.

— Сепо, — сказала я. «Я ужинаю». Альфонсо продолжил:

— Cenare. Cenavi. Cenatus.

Донна Эсмеральда закатила глаза, но промолчала.

Шутка над фра Джузеппе заставила меня хихикнуть, но одновременно с этим мне вспомнилась фраза, которую он использовал на последнем нашем уроке, когда объяснял нам дательный падеж. Deo et homnibus peccavit. «Он согрешил против Бога и людей».

Я подумала о глядевших на меня мраморных глазах Роберта. «Я хотел, чтобы они меня слушали».

Когда мы добрались до детской, к Эсмеральде присоединилась горничная, и вдвоем они принялись осторожно снимать с нас наряды, а мы нетерпеливо вертелись. Затем нас переодели в менее стесняющую одежду: меня — в свободное тускло-коричневое платье, а Альфонсо — в простую рубашку и штаны.

Дверь детской отворилась, и, повернувшись, мы увидели нашу мать, мадонну Трузию; ее сопровождала фрейлина, донна Элена, испанская дворянка. Донна Элена привела с собой своего сына, нашего любимого товарища по играм — Артуро, тощего, долговязого озорника, большого любителя побегать и полазить по деревьям; я и сама весьма любила этим заниматься. Мать сменила официальное черное платье на светло-желтое. При взгляде на ее улыбающееся лицо мне подумалось о неаполитанском солнышке.

— Малыши, — заявила она, — у меня для вас сюрприз. Мы едем на пикник.

Мы с Альфонсо радостно завопили и ухватились за нежные руки мадонны Трузии. Она повела нас из детской и дальше, по коридорам замка; донна Элена и Артуро двигались следом.

Но прежде, чем мы достигли ворот, произошла несчастливая встреча.

Мы натолкнулись на нашего отца. Его губы под иссиня-черными усами были поджаты, лоб нахмурен. Я заподозрила, что он как раз шел в детскую, дабы наказать меня. Учитывая нынешние обстоятельства, я вполне могла предположить, что это будет за наказание.

Мы резко остановились.

— Ваше высочество, — мелодично произнесла мать и поклонилась.

Донна Элена последовала ее примеру. Вместо ответа он отрывисто спросил:

— Куда это вы собрались?

— Я веду детей на пикник.

Взгляд герцога скользнул по нашей небольшой группке, затем остановился на мне. Я расправила плечи и дерзко вскинула голову, решив не выказывать ни малейших признаков разочарования, что бы он дальше ни сказал.

— Без нее.

— Но, ваше высочество, сегодня же праздник…

— Без нее. Она сегодня вела себя отвратительно. С этим следует разобраться немедленно. — Он бросил на мою мать такой взгляд, что она увяла, словно цветок на палящем солнце. — Теперь идите.

Мадонна Трузия и Элена еще раз поклонились герцогу. Моя мать и Альфонсо исподтишка, с печалью взглянули на меня, прежде чем двинуться дальше.

— Идем, — приказал отец.

Мы в молчании дошли до детской. Там отец вызвал донну Эсмеральду, дабы она была свидетельницей его официального обращения.

— Мне не полагалось бы тратить ни мгновения своего времени и внимания на бесполезную девчонку, не имеющую ни малейшей надежды унаследовать трон, тем более на бастарда.

Он не договорил, но его слова так уязвили меня, что я не могла упустить такую возможность расквитаться с ним его же монетой.

— А какая разница? — быстро перебила его я. — Король — бастард, а значит, вы — сын бастарда.