Евгений Сухов - Княжий удел

— Уж не затем ли ты пришел, чтобы уговорить в ноги московскому князю поклониться? На милость его просишь положиться?

Грозен был князь Василий во хмелю, боялись к нему подойти бояре.

— Не понял ты меня, — мягко возразил Иван Можайский. — Хочешь, я помогу тебе от Василия Васильевича избавиться да на московский стол сесть?

— Хм… И как же это ты поможешь? — недоверчиво хмыкнул Василий.

— Дай мне сейчас слово, что вотчину мою расширишь и Переяславль отдашь.

— Обещаю! — сказал Василий.

Просто даются обещания во хмелю.

— Ты крест целуй свой нательный, — строго наказал Иван.

Помялся Василий Юрьевич, но рубаху расстегнул. Крест у него большой, посередке каплей крови застыл рубин. Перекладина креста слегка помята — побаловался князь в кулачном бою, вот и попортил матушкин подарок. Приложился Василий влажным ртом к распятию и выжал из себя клятву:

— Ладно, паскудник, клянусь… Обещаю расширить вотчину, когда на стол московский поднимусь. — И пригрозил: — А если обманешь — голова с плеч полетит. Ну теперь говори, с чем пришел, что надумал.

— Как только я уеду, пошли гонца к Василию Васильевичу, пусть он скажет, что ты просишь перемирия до утра. Московский князь поверит, успокоится, а ты на него с полками сразу и наступай. Как в полон возьмешь, так на московский стол и сядешь.

Василий Косой заправил крест под рубаху, откинул с широкого лба русую прядь и решился:

— Хорошо… Только как же я узнаю, что князь поверил мне?

— Гонца от меня жди. А сейчас идти мне нужно. Как бы Василий Васильевич недоброе не учуял.

Стражи вывели князя из шатра, подвели к нему коня и заторопились обратно.

— А подсаживать кто будет?! — осерчал можайский князь.

Знали рынды: не положено князю, как мужику дворовому, влезать в седло, стопы его плечи холопов подпирать должны. Но у них свой князь — Василий Юрьевич! Обругать бы можайского князя матерно, пожаловаться на него Василию Юрьевичу, однако и по-другому обернуться может. Сейчас Иван с их князем сговаривались о чем-то.

— Становись на мое плечо, — согнулся дюжий молодец, — да не поскользнись, князь! Плечо у меня крутое.

Поддал князь стременами в бок коню и был таков.

Все было готово к сражению, однако неспокойно на душе у московского князя.

— Государь… видишь пыль на дороге, никак гонец к нам скачет, полотнищем белым машет, — сказал Иван Можайский.

Пригляделся Василий Васильевич. Узкая лента дороги светлой полосой делила бор на две неровные половины. Дорога стремилась вырваться из плена сосен, которые огромными корневищами держали ее с боков, а величавые кроны укрывали густой тенью. Действительно, у самого леса Василий разглядел всадника. Гонец торопился так, словно бор пугал его криками кикимор и уханьем леших. И сейчас, вырвавшись на простор и увидев дружину московского князя, он во спасение махнул белым полотнищем, призывая воинов помочь супротив нечистой силы.

— Вижу, — угрюмо отозвался Василий.

— Никак ли от князя Васьки Косого. Может, подождешь выступать, Василий Васильевич, послушаем, что князь сказать хочет.

Лихо спешился перед великим князем гонец. Пал в ноги, в самую пыль.

— Письмо тебе везу, великий князь, от Василия Юрьевича. Замирения до утра просит, оказал бы ты ему такую милость, — взмолился гонец, протягивая тугой сверток.

Потянулся было Василий Васильевич к нагайке, чтобы отхлестать холопа, посмевшего советовать великому князю, однако в разговор вступил Иван Можайский:

— Великий князь Василий Васильевич, может, Васька Косой образумился? Может, тебя старшим братом признает? Авось до брани и не дойдет. Обещал ведь подумать…

Василий Васильевич помешкал малость, а потом засунул плеть глубоко за голенище. Гонец не спешил разгибаться, так и стоял с повинной головой. Вот если бы так перед ним Василий Юрьевич согнулся. Простил бы!

— Замирение, говоришь, просит до утра?.. Ладно, так и быть! Скачи к своему князю и скажи, что будет ему замирение до утра. Но не более! Если надумает помириться совсем… пусть приходит утром, все прощу. Так и передай Ваське, только один может быть господином, остальные все младшие братья.

Гонец сел на коня и поскакал обратно, скоро пыль скрыла его от глаз великого князя.

Полки разошлись каждый в свою сторону. Главный полк вернулся в город, полк, занимавший правую позицию, ушел к реке, левый — встал на дороге, рать Ивана Можайского распустили по посадам.

Ничто в эту ночь не предвещало беды.