— Грешны мы, великий князь… — начал было игумен.
Василий замахал руками:
— Простил я вас, братия, давно простил. Живите себе с миром да молитесь за меня. Видно, нужно было Господу лишить меня видения, чтобы я окончательно прозрел. Беда моя во искупление грехов послана. Теперь же нет на мне вины, как на младенце, что вышел из утробы матери. Ведите меня к церкви, где я был братом своим в полон взят.
Подвели Василия к Троицкой церкви.
— Вот она, церквушка, государь, где ты от Ивана Можайского хоронился. Пономарь тебя скрывал.
— Где же он? В ноги хочу ему поклониться, — разволновался Василий.
— Не уберегли мы его, — был печальный ответ. — Как узнал Шемяка об этом, так велел жизни его лишить. На монастырском погосте и погребли, — говорил игумен. — Ты осторожней, государь, ступени впереди, не расшибись. А об этот выступ, что перед папертью, боярин Никита споткнулся. Вот кто злодей! Упал и белый лежал, как мертвец, насилу его растрясли, христопродавца! Видно, сам Господь тогда его о камень саданул, тебя, великий князь, выручал.
Постоял Василий Васильевич, помолчал, и горько ему стало. Не за себя он тогда боялся, чада при нем оставались. Ладно, можайский князь про мальцов тогда не спросил. Слеза в тот час отвела беду от детишек.
Как и в день пленения, было холодно, и мороз-задира крепко пощипывал щеки. Василий услышал поскрипывание снега, а следом за этим тревожный храп лошадей. Но вместо бранной речи и угроз раздался приветливый голос Прошки Пришельца:
— Здравствуй, Василий Васильевич, князь великий, это я прибыл, холоп твой верный, Прошка. Матушку твою привез.
Василий повернулся к любимцу, тронул ладонью растрепанные волосы, обнял едва и поспешил — матушка на пороге!
— Веди меня, Прохор, матушку хочу обнять!
Софья Витовтовна в сопровождении боярина Сабурова спешила навстречу сыну. Сабуров чуток поотстал, неназойливо опекал госпожу:
— Ты бы, государыня, не шибко шла, лед кругом. Вон по той дорожке ступай, где монахи песку побросали.
Скрывалась за этой заботой просьба о прощении былого греха.
— Не держала бы ты на нас зла более, государыня. Сказала бы Василию Васильевичу, пусть обратно на службу возьмет.
Оттаяла княгиня.
— Не держу более зла, боярин, скажу. Сын где мой Василий?
И раньше, чем успела произнести княгиня, появился Василий. Он шел неровной, осторожной походкой слепца.
Волосы у Василия выбились из-под шапки и неровными прядями спадали на глаза, но они совсем не мешали ему. Окружающим Василий Васильевич напоминал старика, который спешит на богомолье шаркающей неторопливой походкой, и так тяжелы грехи, что он с трудом поднимает ноги.
Но для великой княгини он был сыном, родным, беспомощным, как в раннем детстве. Обнять его, приласкать, кто это сделает лучше матери?
— Матушка, я здесь!
Голос принадлежал прежнему Василию, умудренному опытом, смелому и гордому. Видно, нужно было пройти через страдания, чтобы обрести уверенность. Великая княгиня на мгновение забыла, что князь слеп. Но беспомощные, шарящие вокруг руки подсказали Софье: нужно спешить на выручку сыну.
— Сынок, Васенька! — вырвалась великая княгиня из рук бояр. — Дай же я лицо тебе утру, запачкал ты его. Кто за тобой посмотрит, если не матушка.
Только не грязь была на лице у князя, а усталость оставила свои следы на скулах. Князя утомила бессонница, он забывался ненадолго, вдруг неожиданно просыпался среди ночи и снова не спал. Во сне он видел себя зрячим и полным сил, но была действительность, а с ней темнота. Полным ужаса голосом Василий просил постельничего: «Семен, кваску бы мне принес!»
Утерла великая княгиня лицо князю и увидела, как он осунулся за последний год. Стариком совсем стал.
— Теперь мы вместе, сынок, всегда будем. Никогда не расстанемся, — шептала ласково Софья.
Бояре отвернулись: неловко было подглядывать за чужим счастьем. Великую княгиню они видели такой впервые (куда подевалась спесивость Гедиминовичей!), что говорить, баба, она и есть баба!
Василий плакал.
Старший сын
Улу-Мухаммед спустился к самой воде. Итиль неторопливо несла хмурые воды в сторону Сарайчика. Помнят ли о прежнем хане в далеком, но родном краю? Ведь сейчас у Орды новый господин.
На дне реки искусный мастер разложил цветные камешки, они напоминали радужную мозаику, какой украшают стены ханских дворцов. А между камешками арабской вязью вплетались гибкие водоросли, которые легко подчинялись течению и складывались в замысловатые вензеля. Стайка мальков пугливо пряталась у самых корней, когда на них падала нечаянная тень.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу