Евгений Сухов - Княжий удел

— Касим, да ведь я тебя и подстрелить мог! — не смог удержаться Прошка в восторге от поступка ханича. — Царь Улу-Мухаммед небось тебе наказывал, чтобы ты берег себя и башку свою понапрасну не подставлял. Для этого у тебя холопы имеются.

Конь храпел, сбрасывая с удил белую пену. Хозяин похлопал его по шее, и тот постепенно успокоился от хозяйской ласки. Глядя в карие глаза Касима, Прошка с завистью подумал, что не смог бы вот так безрассудно, как этот отрок, пересечь вражье поле и осадить коня перед ощетинившимися пиками.

Если у них все воинство такое, нелегко тогда с ними будет сладить. А Касим, поглядывая поверх голов, спрашивал у князя Василия Ярославича:

— Кто такие?

Василию Ярославичу вспылить бы впору да отхлестать нечестивца нагайкой, а он смешался перед наглостью отпрыска хана, притронулся пальцами к бармам и отвечал покорно:

— Я князь Cерпуховской… Выехали мы с дружиной государя своего из заточения выручать, Василия Васильевича. Да, говорят, он уже отпущен Шемякой. А где он, пока неведомо. Может быть, в Твери, а может… да кто его знает! А вы кто такие? — овладел собой князь, придавая голосу должную строгость.

— Я ханич Касим. Прослышали мы от своих людей верных, что братья обидели эмира Василия. Глаз его лишили, в темнице держат. Вот отец послал нас за князя вступиться. Много он добра для нас сделал. Мне же на своей земле город в кормление отдал.

— Вот оно как вышло! — обрадовался серпуховской князь. — И мы за тем же собрались. Давай теперь заодно действовать. Вместе князя искать будем. Потеснится теперь Шемяка, если татары на него навалятся!

Касим сорвал с копья белую тряпку и бросил ее на землю, а конь, пританцовывая, втоптал ее в мягкую землю, и тотчас татарское войско снялось со своего места и двинулось навстречу полкам князя. Но совсем не так, как это бывает во время сечи — не с долгим и протяжным кличем да поднятыми наперевес пиками и бунчуками, а молчаливо, послушные воле своего повелителя. И князь вздрогнул, подумав — поднимет Касим палец, и сметет эта темная орущая орда и его самого, и дружину.

Таких воинов хорошо держать в союзниках.

— Клятву дадим, что воевать друг с другом не станем, — предложил Василий Ярославич, обнаружив, что находится в окружении батыров. — Так и отец твой поступил, взяв с Василия крестное целование, когда он у него в полоне был.

Татарская тьма уже подошла к дружине Василия Ярославича, первые ряды смешались с русскими ратниками. Поднимет Касим второй палец, и рухнут наземь русские отроки, сраженные кривыми саблями татар. Вроде бы и немного их подъехало, да уж больно быстры — пока русский всадник поводьями шевельнет, татарин вокруг дважды объедет.

Касим молчит, словно ожидает чего-то, а Василий Ярославич кашлянул и спросил:

— Так что скажешь, ханич? Договорились?

— Хорошо, — согласился Касим и притронулся кончиками пальцев к груди. — Беру Аллаха в свидетели, что не нарушу клятву, данную князю. Не буду воевать князя и вместе с русскими полками пойду искать Василия Васильевича.

— Крест целую, что клятву не нарушу, — обещал Василий Ярославич. — Воевать ни тебя, ни дружину твою не стану и буду делать все заодно с тобой. А теперь поехали, чего время зря терять.

Первые версты русские и татарские полки шли настороженно рядом, не доверяя друг другу, — никто не решался выехать вперед, чтобы не подставить спину. А потом долгая дорога притупила мало-помалу бдительность, полки смешались, и хоругви, не стесняясь близкого соседства с татарскими бунчуками, весело трепетали на ветру.

Серпуховской князь, прикрикнув на рынд, скомандовал:

— Куда выскочили?! Татары рядом!

Рынды, сомкнувшись, заслонили собой князя. Но и в сопровождении охраны Василий Ярославич чувствовал себя неуютно. Он все время ожидал, что неожиданно острый наконечник копья, кромсая броню, войдет ему между ребер, и упадет он на землю, харкая кровью. Нашел в себе силы князь — не обернулся. А татар, видно, притомил неторопливый бег русских полков, и, ударив коней нагайками, тьма ханича Касима вырвалась далеко вперед русских полков.

Ударили холода. И недели не прошло, как мороз заковал Москву-реку в ледовую броню, словно спасая от дурного взгляда, упрятал водицу до самой весны. Зимнему базару тесно показалось в кремлевских стенах: он выбрался на простор, облюбовав для торгов гладкую поверхность реки. Здесь купцы расставили лавки, а приказчики весело зазывали народ, расхваливая товар. Базар был шумный: здесь можно было купить меха и осетрину, пирожки и блины и другую снедь. Если пожелаешь, и подстригут — наденут горшок на голову и отрежут торчащие из-под краев волосы. И в город не надо идти: на базаре тебя пивом напоят, и поесть мясного дадут, и потешат бродячие шуты. Вот оттого и ютятся здесь нищие.