Филипп Ванденберг - Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

— Газеты пишут, — шептал он, — генерал-губернатор Элдон Горст возвратился в Англию ожидать смерти.

— Этого не жалко, — ответил стройный загорелый мужчина справа от старика. — Он до Кромера недотягивает.

— Дотягивает или нет, но кедив собирается в Вильтшир, нанести больному визит.

— Но это невозможно!

— Будь он проклят! — взорвался другой.

— Это унизительно для всего египетского народа!

Одноногий нагнулся к своему соседу, положил руку на его плечо и спокойно сказал:

— Необходимо предотвратить поездку Аббаса Хильми. Наши друзья в Александрии уже разработали план.

— Как, интересно, можно препятствовать поездке кедива в Англию?

— Аббас Хильми плывет на фрегате «Ком Омбо». Путь до Англии неблизкий. Понимаете, что я имею в виду?

Остальные закивали.

— В любом случае, — добавил одноногий, — Ибн Кадар, капитан, на нашей стороне.

— На него можно положиться?

— Бесспорно. За деньги танцует даже пророк Мухаммед.

В тот момент, когда Фатима, опустившись на колени и широко раздвинув их, откинулась назад, так что ее волосы коснулись пола, музыка внезапно оборвалась: послышалось цоканье копыт, прогремел выстрел, из парка доносились возбужденные крики, и, прежде чем вооруженные стражи Мустафы успели отреагировать, в зал ворвались всадники с закрытыми лицами. Их было пятеро или шестеро, они возникли одновременно с нескольких сторон и, опрокидывая светильники и столы, с криками: «La illah il ’ allah — Нет бога на земле, кроме Аллаха» начали стрелять по гостям.

Шелли увлек Клэр на пол, закрыл ее собой, и они вместе, тесно обнявшись, откатились за балюстраду.

Нападение длилось несколько секунд. Так же внезапно, как появились, всадники исчезли в ночи.

— За мной! — крикнул помощник мудира Ибрагим эль-Навави и, выхватив ружье у одного из стражников, бросился в темноту, поглотившую всадников, стражники — за ним.

Мустафа Ага Айат дрожал всем телом, однако старался сгладить происшествие, выкрикивая снова и снова:

— Ничего не произошло, все в порядке!

Боксер, усмехаясь, прижимал к себе руку, на которой расплывалось кровавое пятно. Жильбер, дагерротипист, был более всего озабочен судьбой собственной камеры, от одноногого и его собеседников не осталось и следа, а Фатима лежала на ковре без движения.

— Все в порядке? — профессор помог жене подняться и отряхнуть платье от пыли.

Клэр кивнула.

— Ты только посмотри! — воскликнула она вдруг, указывая на полуобнаженную танцовщицу.

В левом плече Фатимы виднелось черное отверстие. Шелли наклонился и повернул ее голову. Из правого уголка губ струилась кровь.

— Скорее, врача! — крикнул Шелли, и Ага, дико озираясь, вторил ему:

— Где доктор Мансур?

Доктор Шафик Мансур, уважаемый руководитель небольшой клиники в Луксоре, приложил большой палец к веку Фатимы и попытался поднять его, затем взял ее за левую руку, но вскоре уронил ее на ковер. Мансур покачал головой и приложил два пальца к шее Фатимы.

— Она мертва, — сказал он тихо.

Клэр зарыдала, и профессор взял ее руки в свои.

— Для меня это слишком, — всхлипывала она.

Через два дня в газете «Новости Луксора» писали, что во время перестрелки националистов погибла танцовщица Фатима из Наг Хаммади.

Омар не знал, сколько прошло времени. Два, три, четыре дня? Тишина и темнота не давали возможности сориентироваться. Не знал он и того, сколько раз прошел вдоль стен, ощупывая каждое углубление в поисках выхода. Как-то ведь он попал в это проклятое подземелье!

Иногда ему казалось, что он слышит голоса, тогда Омар открывал рот так широко, как мог, будто так ему было лучше слышно, но его уже вновь окружала только тишина. Постепенно его мысли спутались, и он не в силах был думать о конце, который его ожидал. От жажды и голода, а может быть, просто в знак того, что он еще жив, Омар жевал грязный тростник, служивший ему подстилкой. Но каждый раз, начиная кусать траву, Омар вынужден был ее выплюнуть, потому что на зубах хрустел песок А в какой-то момент он начал посмеиваться, так как ему пришло в голову, что смерть — занятие на редкость скучное.

Он перестал кричать на стены только для того, чтобы услышать какие-нибудь звуки, и единственное, что он мог еще ощущать, — что он находится на той грани, где кончается жизнь и начинается смерть.

Звук, дошедший до него сверху, не вызвал у Омара эмоций, он воспринял его как очередную галлюцинацию. Не отреагировал он и тогда, когда потолок над ним открылся, впуская красноватый луч света, вызвавший резкую боль в глазах. И только когда из отверстия в потолке упал конец веревочной лестницы, Омар сел и огляделся. Он дрожал от волнения; в отверстии показалась закутанная в одежды фигура с керосиновой лампой в руке, осторожно она ступила на лестницу. Спуск занял бесконечно долгое время, несмотря на то, что от пола до потолка было не более четырех метров, по крайней мере так показалось Омару.