Филипп Ванденберг - Операция «Фараон», или Тайна египетской статуэтки

— Что пять?

— Ну, тысяч. За удовольствие!

Омар, наконец, понял. В то время столько же стоили фунт чая или дешевая рубашка.

— У меня топят. Это возле полицейского участка. Ну, дай же волю своим желаниям! Не можешь же ты оставить несовершеннолетнюю вот так, одну на улице!

У Тилли было милое, открытое лицо. Светлые волосы падали ей на глаза, и она время от времени сдувала их в сторону, выставляя вперед нижнюю губу. Она была стройной и изящной, но ее грудь не заметить было нельзя.

— Ты ведь не здешний? — спросила она, потому что Омар все еще молчал. — Выглядишь как-то удрученно. Я тебя развеселю.

Внезапно Омар потянулся к сумке, вынул пачку купюр и протянул девушке. Тилли сделала реверанс, будто маленькая девочка, и засунула деньги в поношенную бархатную сумочку.

Комната с отоплением находилась на первом этаже, сразу за входной дверью в дом, и Тилли гордо сообщила, что живет с подругой. Та рекламирует сигареты в ночном клубе в Шарлоттенбурге, так что ночью квартира свободна. Омар опустился в яркое кресло, на котором оставили отпечаток пережитые им годы, и посмотрел на девушку, которая начала раздеваться, будто бы это было самым обыкновенным занятием.

— Ты хочешь в одежде? — заметила Тилли, прищурившись, будто это обещало особое наслаждение. — Я не против. — Когда же она наконец заметила, что Омар смотрит будто сквозь нее, унесшись далеко в своих мыслях, Тилли встала перед ним на колени, взяла его руки в свои и сказала: — По-моему, тебе сейчас не нужна женщина для любви, тебе нужна женщина для разговора. Ну, давай, рассказывай.

И будто он только этого приглашения и ждал, Омар начал говорить. Он облегчал свою душу, поток его слов не заканчивался, он рассказывал о своей любви к Халиме, их рискованном побеге, неожиданном его завершении, о пустоте, наполнявшей его теперь, о беспомощности, которую он ощущал в сложившейся ситуации.

Тилли слушала Омара, ни разу не прервав, и, когда он кончил говорить, ответила после долгого молчания:

— Если бы ты спросил меня, я бы сказала, что ни одна женщина не стоит того, чтобы бегать за ней. Поверь мне, если она тебя любит, то вернется сама — у нас у всех бывают помутнения рассудка, а если она не вернется, значит, никогда не любила тебя.

Простые слова этой девчонки принесли внезапное облегчение Омару. Тилли удовлетворенно следила, как он пытается улыбнуться.

— Ты хорошая девочка, — сказал Омар, — почему ты это делаешь?

Тилли все простила бы ему в этой ситуации, любые подлости и бесстыдства, к которым она привыкла, но только не эти глупые слова, произносимые каждым вторым посетителем. И она ответила так же глупо:

— Ну, хорошо, если тебе так хочется знать: потому что это доставляет мне удовольствие и потому что так я зарабатываю больше, чем телефонистка, вот.

— Извини, — ответил Омар, — я не хотел.

— В любом случае, — заметила Тилли, — мать моей матери, то есть моя бабушка, работала на Алексе еще девочкой и тем не менее стала уважаемой женщиной. А по закону господина Менделя дети чаще бывают похожи на бабушек и дедушек, нежели на родителей.

Научное обоснование этого способа существования позабавило Омара, и они заговорили о жизни вообще и об отношениях полов; а потом вдруг пошли к Ашингеру, где даже ночью на столе можно было найти бесплатный хлеб, и пили пиво, и говорили о самом личном, потому что знали, что расстанутся и никогда друг друга не увидят вновь.

Ничего в его жизни за это время не изменилось, и все же Омар почувствовал себя лучше после этого необычного свидания. Самостоятельность девочки произвела на него впечатление, и он отодвинул чувство жалости к себе, которому с наслаждением предавался последние два дня.

На следующий день Омар появился в доме барона фон Ностица, который приносил ему всяческие извинения, ведь именно на его вечеринке Халима познакомилась с Никишем. Он был очень удивлен, услышав из уст Омара, что ни одна женщина не стоит того, чтобы за ней бегали, и если она его любит, то вернется сама, а если не вернется, значит, никогда не любила. После этих слов собеседники перешли к делу.

Омар сообщил барону, что напал на новый след, след, по которому уже шел однажды, но выпустил из внимания из-за нехватки сведений. Короче говоря, человек по имени Карлайль, бесследно исчезнувший, оставив в отеле личные вещи, в том числе листок с надписью «Имхотеп», вновь появился в Лондоне, причем в качестве любовника племянницы профессора Хартфилда. То, что профессор жив, подтверждает некая спорная улика — денежный перевод, осуществленный им в прошедшем году, вследствие чего было отклонено заявление о его смерти.