Александр Арсаньев - Буря в Па-де-Кале

Одевался Филипп броско, хотя и несколько старомодно, однако с претензиями на европейские изыски: из-под широкого выреза короткого, желтоватого жилета выглядывало жабо, крахмальный воротник белоснежной сорочки, достигавший ушей и тугой белый галстук. На ногах Филипп носил такие же желтоватые панталоны, белоснежные чулки и башмаки с ужасно безвкусными пряжками. На спинке стула висел, судя по всему, принадлежащий ему гладкий фрак со стоячим загнутым воротником, остроугольными наполеоновскими отворотами и двумя рядами металлических пуговиц. Здесь же лежали белые перчатки, шпага и высокая черная двуугольная шляпа с невообразимым плюмажем.

– Как вам будет угодно, – улыбнулся я одной из своих самых любезных улыбок. Внешне я старался хранить ледяное спокойствие: лишь бы только Филипп не заподозрил неладное. Годы служения Ордену научили меня целому арсеналу всевозможных уловок. – В долг так в долг. Деньги для меня ничего не значат.

– Яков Андреевич, у вас ведь должно быть ко мне какое-то дело, – вдруг насторожился Филипп. – Иначе зачем вы дали себе труд наведать меня! Или у вас какое-то поручение к Александру Ипсиланти… Я надеюсь, вы не имеете ничего против того, что письмо у меня!

– Нет, все мы братья и должны помогать друг другу, – я старался усыпить его бдительность. Наивность юного грека и его страсть к игре были мне только на руку. – А что касается вашего первого вопроса, – пустился я в пространные объяснения, – то мне бы хотелось услышать балканские новости, если так можно выразиться, из первых уст!

– Да какие там новости! – воскликнул Филипп, его черные глаза заблистали праведным гневом. – Мы терпим одно поражение за другим! Нам нужна помощь царя Александра, а он не шевелится! Но ведь ваш Император сам заварил эту кашу!

Я почувствовал легкий укол совести при этих словах. Мне вспомнилось, что Александр Ипсиланти сам служил в русской армии, участвовал в сражениях с Наполеоном Бонапартом и дослужился до звания генерал-майора в наших войсках.

В этот момент появился Дмитрий Петрович в сопровождении лакея и миловидной жены, которую он представил Аглаей. Лакей расставил фарфоровые чашки на чайном столике и разлил по ним ароматный, крепко заваренный чай. Филипп впился черными глазами в хорошенькую хозяйку дома с белокурыми локонами, а я попросил у хозяина дома нераспечатанную колоду игральных карт.

– Яков Андреевич! – Беликов искренне удивился, однако спорить со мной не стал и в точности выполнил данное мной распоряжение.

Филипп банковал, я понтировал, позволив ему выиграть у меня несколько робберов. Грек находился в лихорадочном возбуждении, глаза его сверкали, как у больного, а легкая влюбленность Филиппа в Аглаю Платоновну была мне только на руку, потому как он во все глаза смотрел на нее, вместо того, чтобы следить за ломберным столом. Дмитрий Петрович же погрузился на оттоманке в изучение прессы.

Наконец, Филипп поставил весь свой выигрыш на пе валетом, что означало удвоенную ставку, и… проиграл. Его лицо сделалось серее петербургского неба в пасмурную погоду.

– Яков Андреевич, позвольте мне отыграться, – простонал он. – Я умоляю вас! У меня ничего не осталось…

– Позвольте ему, – елейным голоском упрашивала меня Аглая Платоновна.

– Ну что же… – смилостивился я. – Играйте в долг!

Мы снова вернулись к ломберному столу, и грек в очередной раз проиграл мне на зеленом сукне крупную сумму золотом.

– Что же мне делать?! – Филипп схватился за голову. Он напрочь потерял всякое самообладание.

– У вас остался последний шанс, – проговорил я зловеще.

Все взоры присутствующих в тот же миг устремились на меня.

– Какой же? – пролепетала Аглая Платоновна.

– Как известно, долгов я никому не прощаю, – проговорил я сурово, – так что…

– И куда только подевалась ваша любезность, Яков Андреевич? – горько усмехнулся Филипп, догадываясь в чем дело. – Провели меня, как мальчишку! И как я только мог попасться на удочку!

– К чему вы клоните? – не понял Беликов.

– К тому, что я с удовольствием сыграю с господином Филиппом еще один роббер, если он поставит на кон письмо…

– Ах, вот оно что, – пробормотал Дмитрий Петрович, снова механически сползая на свою оттоманку.

– Какое еще письмо? – Аглая Платоновна совсем ничего не понимала.

– Известно какое, – ответил я.

– Ваша взяла, – дрогнувшим голосом проговорил Филипп. В этот раз он, как и следовало ожидать, проиграл.