Дэвид Лисс - Ярмарка коррупции

– Я не торгую ямайским табаком, потому что он отвратителен, и прилагаю все усилия к тому, чтобы он не попал в порты Лондона, поскольку он чертовски дешев. Боюсь, я ничем не могу вам помочь.

– Если вы уделите мне немного времени, чтобы я мог объяснить… – начал я.

– Я и так уделил вам слишком много времени. Возможно, вам неизвестно, но в этой стране имеется общественный институт под названием парламентские выборы, и поскольку я являюсь доверенным лицом мистера Херткома, которого вы только что видели, в данный момент у меня еще меньше времени, чем обычно. Поэтому должен пожелать вам удачного дня.

Я встал и сдержанно поклонился.

– Благодарю вас за то, что уделили мне время, – сказал я.

– Да, да, – отозвался он и углубился в изучение каких-то бумаг на своем столе.

– Должен заметить, сударь, что вашим словам недостает духа братства. Вы сказали, что не знаете, как ведут дела на Ямайке, поэтому отниму у вас еще минуту, чтобы сообщить: на Ямайке представители одного ремесла, даже те, кого вы считаете, как сами выразились, конкурентами, понимают ценность самого ремесла по сравнению с частными интересами его представителей.

Естественно, я нес чепуху. Я знал о том, как ведут дела на Ямайке, не больше, чем как ведут дела в самых отдаленных частях Абиссинии, но я вошел в роль и не собирался отказывать себе в удовольствии.

– Прежде чем набивать карманы, мы совместными усилиями укрепляем саму отрасль, – продолжал я, – и пожинаем плоды наших усилий.

– Да, да, – повторил он. Его перо скользило по бумаге.

– Я слышал, сударь, ваша торговля сократилась после смерти вашего отца. Я подумал, может быть, большая открытость могла бы восстановить былую славу вашей семьи.

Догмилл не поднял головы, но перестал писать. Было видно, что я нанес удар в уязвимое место. Я едва сдерживал радость оттого, что попал в цель. Можно было уйти, но я не был еще готов.

– Неужели вы хотите сказать что-то еще, мистер Эванс? – спросил он.

– Еще один вопрос, – признался я. – Вы не возражаете, если я нанесу визит вашей сестре?

Он посмотрел на меня изучающим взглядом.

– Возражаю, – наконец произнес он. – Категорически возражаю.

В тот вечер, прежде чем вернуться домой и лечь спать, я повидался с Абрахамом Мендесом и попросил его о двух услугах. Первая из них носила благотворительный характер, но выполнить ее сам я не рискнул. Я не забыл добросердечного Нейта Лоута, чья камера находилась по соседству с моей и который был настолько любезен, что не стал звать охранника во время моего исчезновения из Ньюгейта. Поэтому я дал Мендесу несколько монет и попросил его обеспечить Лоута продуктами и напитками, а также обществом, о котором он просил. О второй услуге, с которой я обратился к Мендесу, я расскажу чуть позже.

Вернувшись в свои комнаты, несколько часов перед сном я провел за чтением политических газет, которые купил днем, в надежде овладеть языком тори. Несмотря на уверения Элиаса, я сомневался, что человек настолько неискушенный в политике, как я, мог бы сойти за приверженца тори. С другой стороны, я знал, что мое положение богатого купца из Вест-Индии компенсирует любые мои ошибки, а мое невежество было частью избранного мной образа. Они могут смотреть на меня, ухмыляться и думать: неужели этот парень возомнил, что может запросто вступить в наши ряды? Маловероятно, что они посмотрят на меня и заключат, что я переодетый беглый преступник, который хочет понять, почему с ним обошлись столь несправедливо.

Я прибыл в таверну около восьми часов утра. Таверна находилась на востоке от Ковент-Гардена, и из нее открывался прекрасный вид на избирательную площадку, устроенную на площади. Хотя до выборов было еще больше недели, площадь уже напоминала ярмарку, только без пожирателей огня и канатоходцев. Мужчины, одетые в зеленое с белым (цвета Мелбери) или в синее с оранжевым (цвета его оппонента, Альберта Херткома), ходили по площади с плакатами или раздавали листовки. Тут же расхаживали симпатичные девушки, готовые агитировать за того или другого кандидата. Уличные торговцы толкали свои тележки в толпе, и, естественно, вокруг сновали многочисленные воры, которых всегда особенно привлекают подобные события. В прохладном воздухе стоял запах жареной свинины и портящихся устриц.

Я вошел в таверну и назвал свое имя джентльмену, сидевшему у входа. Он внимательно изучил длинный список, составленный мелким почерком, и пропустил меня внутрь. Я сел за свободный столик, но вскоре ко мне присоединились вновь прибывшие господа самого преуспевающего вида. Многие были знакомы друг с другом, но некоторые, как и я, держались поодиночке. После того как разнесли по первой кружке слабого пива и свежий белый хлеб, я почувствовал себя более непринужденно.