– Я должен задать вам еще один вопрос. Во время процесса один из лжесвидетелей, дававших показания против меня, упомянул некоего мистера Джонсона. Вы не знаете человека с таким именем?
Он резко замотал головой:
– Никогда о нем не слышал. На самом деле никогда. Это же очень распространенное имя, так зовут тысячи людей.
– Я надеялся, что вы знаете какого-нибудь мистера Джонсона, имеющего отношение к вашим письмам или к мистеру Йейту.
Он снова мотнул головой:
– Нет, не знаю. Я ведь уже сказал вам.
Не могу сказать с определенностью, что он лгал, но и полной уверенности, что он говорит правду, у меня тоже не было. Поэтому я решил, как говорится, не сжигать мосты. Эта загадка пока ничего для меня не значила. У меня не было ни малейшего представления, какую роль мог играть мистер Джонсон в этих событиях. Я встал и поблагодарил священника за уделенное мне время.
– Если у меня будут новости или возникнут вопросы, я вас навещу. Попросите своего слугу быть помягче со мной в следующий раз.
– Не думаю, что моя гостиная – лучшее место для наших встреч, – сказал он. – Что касается слуг, было бы нелепо, если бы я не велел им охранять меня от нежелательных посетителей.
– Тогда придется сделать исключение, – сказал я.
Что касается мистера Норта, викария на службе у Аффорда, я подумал, что будет полезно поговорить с ним немедля. Аффорд полагал, что достаточно выступать с проповедями в церкви своего прихода в Уоппинге, но Норт там жил и, следовательно, мог лучше знать, что происходило в среде докеров. Поэтому я нанял экипаж и отправился туда, рассчитывая, что он вскоре появится дома. Чтобы узнать, где он живет, мне пришлось спросить у нескольких человек, но вскоре я получил нужные сведения и отыскал его дом.
Дорога была не самая приятная. Улицы здесь были не мощеные, и помои текли широкой бурой рекой. Стояла невыносимая вонь от гниющих отходов и фекалий, что не мешало резвиться на улице ребятишкам. Пьяные мужчины едва стояли на ногах. Попадались и едва стоявшие на ногах женщины, у некоторых на руках были грудные дети. Если младенец плакал, он получал от мамаши несколько капель джина для успокоения.
Ливрейные лакеи попадали в этот район не часто, и мое появление вызвало немалое любопытство. Дети в рваной одежде таращили на меня глаза, а женщины поджимали губы и бросали косые взгляды. Но, как надменный ливрейный лакей, я не обращал на них никакого внимания и продолжал свой путь, стряхивая грязь и навоз, которые летели в меня.
Однако, проходя по этим улицам, я узнал и кое-что более интересное. Мой побег из Ньюгейта стал широко известен и оброс невероятными подробностями. Едва ли у дневных газет было достаточно времени, чтобы написать об этом событии, но бродячие торговцы предлагали самодельные листовки и горланили баллады о моих приключениях. Я узнал о них самым неимоверным образом, а именно услышав балладу «Старина Бен Уивер сбежал», исполняемую на мотив «Молодая красотка к монаху пришла». Я тотчас взял у торговца листок и прочитал текст, представляющий собой полную чепуху. Там был еще и рисунок, изображающий человека, сходство которого со мной сводилось к тому, что у него были руки, ноги и голова и он сигал нагишом с крыши Ньюгейта, будто огромная кошка, способная спрыгнуть с любой высоты и остаться невредимой. Как стало известно, что я сбежал голым? На этот вопрос я не мог ответить, но знал, что слухи в Лондоне распространяются по каким-то своим особым каналам и остановить их распространение невозможно.
О моей встрече с мистером Роули тоже было написано, но в этих листовках, предназначенных для бедняков из низших слоев общества, мое поведение преподносилось как акт возмездия угнетенного по отношению к угнетателю. Мне это, несомненно, понравилось, так же как и описание моего побега, в котором звучали восхищение и удивление. В листовке говорилось, что Бенджамин Уивер взломал две дюжины дверей, победил целое полчище стражников, несмотря на то, что сам был безоружен, а у стражников были ружья и шпаги. Он прыгал с огромной высоты (и взбирался тоже!). Никакие замки не были для него помехой. Ни один констебль не мог с ним справиться. Он обладал недюжинной силой, был акробатом и мог совершить побег откуда угодно. Иногда фантазия автора заходила слишком далеко. Меня изображали сражающимся с армиями злостных вигов и продажных парламентариев, не говоря уж о неистовых папистах, подстрекаемых Римом.
И хотя мои приключения описывались в чудовищно преувеличенном виде, я льщу себя надеждой, что, если бы немногим позднее не появился некий Джек Шеппард, прославившийся тем, что сбегал из тюрьмы полдюжины раз и самыми невероятными способами, о моих подвигах вспоминали бы и по сей день.
Читать дальше