Дэвид Лисс - Ярмарка коррупции

Элиас был удивлен не меньше меня.

– Почему Гриффин Мелбери хотел отправить тебя на виселицу? – спросил он. – Боже правый, Уивер! Надеюсь, ты не наставил ему рога? Потому что, если проблема в том, что ты спишь с его женой, я буду разочарован.

– Нет, я не сплю с его женой. Я не видел Мириам почти полгода.

– Ты сказал, что не видел ее. Может быть, ты посылал ей любовные письма?

– Ничего подобного, – помотал я головой. – У нас не было никакого контакта. Едва ли Мелбери вообще известно, что я когда-то просил руки его жены. Трудно поверить, что она стала бы рассказывать ему о своих бывших поклонниках, и уж тем более – так, чтобы возбудить его ревность.

– Знаешь, этих женщин никогда не поймешь. Они способны на самые невероятные поступки. Разве миссис Мелбери не удивила тебя, когда взяла и перешла в христианство?

Я отвел глаза. Мириам действительно удивила меня, причем до такой степени, что я до сих пор не мог опомниться. Поскольку я возобновил контакт со своими родственниками, в основном с дядей и его семьей, и вернулся в наш район, Дьюкс-Плейс, я вскоре оказался вовлечен в жизнь общины своих единоверцев, скорее в силу привычки, чем из наклонности. Я регулярно посещал богослужения по субботам, молился в синагоге на все религиозные праздники и все больше находил для себя трудным нарушать древние законы питания. Я не был еще готов соблюдать эти законы буквально, но у меня вызывало тошноту, когда я видел, как ели свинину, или устриц, или говядину, тушенную в молоке, или даже птицу, которую мне подали в этой таверне. Мне было неприятно ходить с непокрытой головой. Я откладывал работу в пятницу вечером или в субботу, если это было возможно. Время от времени я сидел в кабинете дяди за древнееврейской Библией, пытаясь припомнить полузабытый язык, который я учил в течение стольких лет в детстве.

Не буду утверждать, что я становился правоверным иудеем, который соблюдает все положенные законы, но я обнаружил, что чувствую себя более комфортно, соблюдая некоторые из них. И, не отличаясь от других людей и будучи эгоистом, я полагал, что все остальные думают так же, как я, включая Мириам. В конце концов, она же посещала синагогу, помогала тете готовиться к праздникам. Насколько мне было известно, она всегда соблюдала шабат и правила питания, даже когда переехала из дома дяди. Так почему она неожиданно перешла в христианскую церковь?

Сначала я думал, что она это сделала, дабы ублажить Мелбери, которого я представлял себе масленым и елейным смазливым аристократом, чья родословная была более внушительной, чем его средства. Но потом мне в голову пришла другая мысль. Мириам неоднократно говорила, что завидует моей способности выглядеть как англичанин. Я знал, что она хотела этого, но это было невозможно, поскольку она была еврейкой. Ирония ситуации заключалась в том, что я, будучи евреем, не мог быть англичанином, а мог только выглядеть как англичанин. Но для Мириам как для еврейки все было иначе.

Стоит только вспомнить некоторые поэтические произведения, и все станет понятно. В поэзии всегда есть «еврей» и всегда есть «дочь еврея» или «жена еврея». Данный трюизм, возможно, в большей степени очевиден в знаменитой пьесе мистера Гренвиля «Венецианский еврей»: стоило только хорошенькой дочке Джессике уйти от отца-злодея и броситься в объятия своего любовника-христианина, как она избавилась от всех оков ее иудейского прошлого. Выражаясь языком естественных наук, Мириам как женщина была не более чем тело в орбите самого могущественного человека, с которым она связала свою судьбу. Вступление в брак с христианином не только позволяло ей стать англичанкой, но и делало это необходимым. Когда случалось, что евреи женились на англичанках, каждый из супругов сохранял прежнюю религию. В случае с еврейкой это было невозможно, потому и не произошло.

Однако Элиаса в большей степени занимал вопрос, почему Мелбери желал причинить мне вред.

– Если ты ничего плохого ему не сделал и если ты не ошибаешься и его жена не спровоцировала ненависти с его стороны, почему он мог желать тебя уничтожить? И что еще более важно, как он мог велеть Пирсу Роули вести себя подобным образом?

– Что касается последнего, думаю, Роули обязан чем-то тори, а Мелбери – какой-нибудь патрон. Судья ясно дал понять, что в преддверии выборов люди должны проявлять свою лояльность и вести себя соответственно.

– Это точно. – Элиас гордо вскинул голову. – Я забыл, что ты, Уивер, не интересуешься политикой, поэтому твои слова – полная чушь. Роули ничем не обязан тори. Он – виг, сударь. Да, виг. И всем известно, что он связан с Альбертом Херткомом, оппонентом Мелбери на грядущих выборах.