Катерина Врублевская - Первое дело Аполлинарии Авиловой

Я продолжал навещать Марию Игнатьевну и слушать ее разговоры про графа, с которым, как она представляла себе, я был на дружеской ноге. И однажды она поделилась со мной радостным известием:

— Знаешь, Иван Карлович, граф мой ненаглядный приезжает ко мне.

— Поздравляю вас, Мария Игнатьевна. Вот теперь вам радости-то будет.

Она рассказала, что Полина пришла к ней и предложила пригласить графа в N-ск, чтобы передать тому дневник из рук в руки.

Мария Игнатьевна ухватилась за эту идею с недюжинной энергией: несколько раз приглашала к себе внучатую племянницу, вела с ней долгие переговоры, потом написала графу. И Господь услышал мои молитвы! Надо было только дождаться передачи дневника графу в руки, а потом забрать его у него. Все просто и понятно! Но я, все же решил проследить за тем, как будут развиваться события.

В честь приезда графа статская советница готовилась устроить прием. Меня, конечно, не пригласили, не по чину, но я прознал, что нужны официанты, знающие французский. Тогда я надел парик, пошел в ресторан «Париж» и записался. Назвался приказчиком из магазина дамского платья, временно без работы; мне выдали фрак, тесные перчатки, и в день торжественного обеда я был на посту — стоял за стулом стряпчего так, чтобы граф и Мария Игнатьевна были напротив. Я напрасно боялся, что меня узнают — на лакея не смотрят никогда.

Мне не терпелось поскорей заполучить дневник. Я не знал, когда мадам Авилова отдаст его графу, и сколько он пробудет в городе, поэтому, выйдя на кухню, я написал записку «Кобринскому. Убирайся прочь, а то подохнешь!» — нужно было поторопить всех, иначе передача дневника затянулась бы на неопределенное время. Написав записку, я сбежал, а с утра засел в засаду у дома вдовы географа.

Ждать мне пришлось недолго: в тот же день Авилова поехала к Марии Игнатьевне, и в руках у нее был сверток, обернутый в жесткую коричневую бумагу. Назад она возвращалась в карете тетки, прогостив у нее три часа, а в руках ничего не было. И я решил действовать.

Когда совсем стемнело, я подошел к особняку Рамзиной. С собой у меня была тонкая прочная веревка, на конце которой я привязал металлическую кошку-якорь. Размахнувшись, я зацепил якорь за баллюстраду на втором этаже и начал подниматься по отвесной стене.

В комнате, которую занимал граф, было темно и тихо. Я впервые находился здесь, и поэтому должен был действовать предельно осторожно. Мне удалось бесшумно подойти к небольшому инкрустированному столику и нащупать надорванный пакет. Я зажег спичку, чтобы убедиться в том, что это именно то, что я ищу, но когда мерцающий свет огня выхватил из темноты лицо графа, обезображенное ужасной гримасой, меня словно окунули в ледяную прорубь. Второй спички было достаточно, чтобы понять: граф Кобринский был задушен тонким витым шнуром.

Не медля ни минуты, я схватил со стола дневник и бросился вон из комнаты. Спустился вниз и убежал прочь из этого дома. Радость владения драгоценным документом заглушила во мне опасение, что это убийство припишут мне и я невинно пострадаю.

Целый день я не выходил из дома — читал дневник Авилова. Только жалко, он оказался коротким — я прочитал его от корки до корки, от начала — до мелко напечатанных буковок «Картонажная фабрика купца В. К. Прейса Васильевский остров Санкт-Петербург».

И вдруг меня осенило: как это Санкт-Петербург? Откуда Санкт-Петербург? Ведь Авилов сел на корабль в Кейптауне! Откуда у него толстая тетрадь из Санкт-Петербурга?

Я попытался собраться с мыслями и успокоиться. Ему мог дать тетрадь консул в Кейптауне, или какой-нибудь другой русский. И тут я вспомнил, что Авилов чертил на полях дневника шахматную доску. Я перелистал толстую тетрадь и никакой доски не увидел. И чернила показались мне слишком яркими, хотя сама тетрадь выглядела более чем потрепанной.

Подделка! Мне подсунули подделку! Не графу — мне! Ему уже дневник не понадобится, а мне еще чудо-остров искать! Мерзавка! Это ей даром не пройдет! Я найду ее и убью и сделаю это с превеликим удовольствием!

Немного поостыв, я потратил день на разработку плана и понял, что нет ничего лучше, как войти к Авиловой в дверь в собственном обличье. Мне терять уже было нечего — я не собирался оставаться в городе после получения дневника. Так и сделал: утром почистил свой пистолет, приобретенный в одном из портов, надел вицмундир и постучался в дверь особняка Лазаря Петровича Рамзина, у которого его дочь, по моим наблюдениям, проводила времени больше, чем в своем доме. Дневник обязательно должен был быть там.