Катерина Врублевская - Первое дело Аполлинарии Авиловой

А дальше следовало заняться тем, зачем приходят в публичный дом. Не представляя себе, как буду выходить из этой двусмысленной ситуации, я подошла к «институтке», перекинулась с ней парой слов и, уже собираясь подняться к ней в комнату, была остановлена Николаем. Это просто смешно! Он так и не понял, что я занимаюсь делом, а не играю в бирюльки. Его со смехом отвлекла на себя полуобнаженная брюнетка, мой штабс-капитан как зачарованный поплелся за ней, и смятенные чувства полностью отражались на его честном лице.

Комната Любы (так звали девушку, к которой я пошла) полностью отвечала моим ожиданиям. В центре большая двуспальная кровать, застланная плюшевым покрывалом, на стенах — скрещенные веера и лубок «Целующиеся голубки». В углу ширма, за ней — рукомойник с тазом.

— Ах, милый, — манерно протянула Любочка, — ты не хочешь заплатить барышне за усердие?

— Я заплачу, — сказала я, — а если ты проявишь не только усердие, но и благоразумие, получишь вдвое против условленного.

На лице Любочки отразилось непонимание. Мне показалось, что никто в этой комнате не призывал ее к благоразумию. Скорее наоборот — требовали от нее африканской страсти. Но спустя мгновение она спохватилась и, подойдя ко мне, обвила мою шею руками:

— Ах да, я же совсем забыла, ты же мальчик, девственник! Как интересно! — она прыснула. — У меня еще не было девственников. Они ищут тех, кто поопытнее, как наши Кончита с Хуанитой. Не бойся, Любочка не сделает тебе больно — вот увидишь, тебе понравится. Хорошо, мой славненький?

И она принялась расстегивать пуговицы на моем жилете.

Мягко отведя ее руки, я подвела ее к кровати и усадила, ведь в ее комнатушке больше негде было сидеть.

— Послушай, Люба, — сказала я как можно строже. — Мне нужно с тобой серьезно поговорить.

— Поговорить? — она в изумлении посмотрела на меня. — Как поговорить? Ты разве за этим пришел?

— Скажем так, и за этим тоже.

— Может быть, ты боишься? Не бойся, это с каждым в первый раз такое приключается, — вдруг некая мысль пришла ей в голову, и она испуганно вскочила с кровати. — А может, я тебе не нравлюсь? Конечно, я не такая полная, как Кончита и Эсмеральда, у них все при всем. Но знай, я многое умею. Разочарованным не останешься!

— Тьфу ты! — в сердцах рявкнула я. — Как же ты, однако, глупа! Не можешь выслушать, о чем я тебе толкую! Пойми, я задам тебе несколько вопросов. Ответишь на них честно, получишь еще столько же. Будешь врать — повернусь и уйду, да еще мадам нажалуюсь, что ты неумеха! И она тебя проучит!

Конечно, последние мои слова выглядели настоящим шантажом, но у меня просто не было никакой возможности добиться от нее чего—нибудь путного.

— Ладно, — хмуро сказала она, — спрашивайте, господин хороший. Только времени у вас немного. Через четверть часа горничная в дверь стучать будет, намекать: или освобождай, или плати еще. А как тогда с моими деньгами будет?

— Не волнуйся, получишь все сполна. В убытке не окажешься. Скажи лучше, откуда у тебя это платье?

— Посетитель принес.

— Какой посетитель?

— Он часто захаживает. Странный такой. Приходит совсем поздно вечером, в залу не заходит, его горничная сразу ко мне в комнату проводит. Он лампу не разрешает зажигать. И знаешь, что интересно? Я ему даже рада бываю.

— Это почему же?

— Потому, что когда бы он ни пришел, после него я засыпаю и просыпаюсь только утром. Никто меня больше не трогает — он за ночь платит. А утром его никогда не бывает.

«Интересно, а мог ли это быть Ефиманов?» — подумала я.

— Как он выглядел, Люба?

— Среднего роста, худой, а руки большие, — она задумалась. — Не богат, скорее бедствует — белье у него несвежее.

— Лет около пятидесяти? — я спросила наугад, так как на Ефиманова этот тип совсем не был похож. Не будет статский советник даже из-за сокрытия собственной личности носить несвежее исподнее. Не к лицу ему такое.

— Нет, вроде, помоложе будет. Около сорока.

— Лыс?

— Не сказала бы. Проплешина имеется, но это если только на ощупь. А волосы не то седые, не то пегие — в темноте не разобрать. Выпить любит. Всегда в номер с бутылкой вина приходит, хоть посетителям и не полагается с собой носить — в буфете покупать надо. От этого заведению польза, да и нам барыши. И знаешь еще чего? Я от него всегда с больной головой просыпалась. Вроде и мужик невидный, а без сил от него каждый раз валилась. К чему бы это?

Но я не оставляла надежды узнать о попечителе больше.

— Люба, приходил ли сюда, не к тебе, к какой—нибудь другой девушке, Григорий Сергеевич Ефиманов — старый, маленького роста, со шрамом на левом виске. Он был попечителем института.