Александр Воинов - Западня

— Кое-что…

— Наверно, давно замужем?

— Да, уже лет двадцать.

— Хорошая была девушка! Не забыл?

— Разве такую забудешь?

— А сам ты женат?

— Женат.

— И все же вспоминаешь Тоню! Отчего же на ней не женился? Вы ведь друг друга любили, я, помнится, даже завидовал вашей любви.

— А кто сказал, что я не на ней женился? С чего ты это взял?

Дьяченко растерялся.

— Да с того, — сказал он, помолчав, — что вот ты пришел, а она нет. Уговор-то у нас был общий…

— Верно, — согласился Геннадий Семенович. — Но у нас сегодня гости. Я и сам-то сбежал тайком…

Когда уже подходили к дому, Геннадий Семенович спросил:

— Дьячеяко, а почему все-таки она не сработала?

Дьяченко сразу понял, о чем он говорит.

— До сих пор ломаю голову. Ведь все как будто было в порядке.

— А ты воды в нее налил?

— Налил.

— Может быть, забыл? Вспомни-ка.

— Да что ты, как я мог это забыть!

— Ничего не понимаю, — проговорил Геннадий Семенович, — и взрывчатка как будто хорошая была…

Они уже поднялись на верхнюю площадку подъезда, как вдруг остановились.

— Егоров!.. — проговорил Дьяченко, и Егоров понял, что они подумали об одном и том же.

— Еще лежит? — спросил он тихо.

— Вполне вероятно!.. Я так ее упрятал, что могли и не найти…

— Но ведь дом много раз ремонтировали…

Несколько мгновений они испытующе смотрели друг на друга, борясь с противоречивыми желаниями скорее добраться до стола и в то же время проверить совершенно невероятное предположение, которое одновременно пришло им обоим в голову. Первое полностью исключало второе, а второе на неопределенный срок откладывало первое.

Однако, пораздумав, они нашли выход. Ввалились в квартиру, где уже стоял невообразимый шум и где о том, что хозяина нет, гости, признаться, как-то позабыли.

Тоня обняла Дьяченко, сказала ему, что он совсем не изменился, и это было для него самым лучшим новогодним подарком. Им налили по «штрафной», а когда они отказались, помня строгий закон саперов, им уже досталось от гостей как следует!.. Но они мужественно вытерпели и пока ограничились салатом и пирожками с мясом, а часика через полтора, когда веселье было в полном разгаре, заявили, что выйдут на улицу глотнуть свежего воздуха.

— Идите, идите, старые черти! — крикнула им вдогонку Тоня. — Я вижу, вы стали забывать свою молодость.

— Оставь их, Тоня, в покое, — сказал худощавый старик, седой и неулыбчивый, — пусть идут куда хотят!

— Петр Петрович! Вы их не защищайте!

Корабельников положил руку на плечо Тоне.

— Я хочу, Тоня, в этот новогодний вечер тебе кое-что напомнить. Если бы не твой Егоров, я никогда бы так и не доказал, что меня в Одессе оставила наша разведка. Человек, который меня оставлял, погиб, связные ко мне не пришли, и я оказался изолированным… А твой Егоров разыскал документы, в существование которых никто уже не верил. Я никогда этого не забуду. Он восстановил мое доброе имя… Пусть идут ребята, не задерживай их!.. Они не забудут своей молодости!

Минут через десять Егоров и Дьяченко уже стояли перед злосчастным домом, который казался уснувшим — ни одного освещенного окна. У входа тускло поблескивала дощечка. Учреждение!

Дьяченко вошел в ворота и заглянул во двор.

— Там должна быть железная лестница… Точно… Вот она!.. По ней я спускался в подвал… Егоров, — вдруг вспомнил Дьяченко, — а ты слышал что-нибудь о Петреску? Жив ли он или нет?

— Жив. В прошлом году я ездил в Плоешти. Выпили вместе бутылку вина. Он директор мебельной фабрики.

Они спустились по выщербленным каменным ступенькам, осторожно придерживаясь, чтобы не свалиться в темноте, за ржавые железные перила, и вот перед ними плотная дверь, когда-то обитая стальными листами.

— Куда она ведет? — спросил Геннадий Семенович.

— В котельную, — ответил Дьяченко и рванул скобу.

Дверь распахнулась, в лицо ударила волна теплого воздуха. Несколько мгновений они стояли в нерешительности.

— Ну, раз пришли, так пошли, — наконец сказал Дьяченко.

За дверью оказалась маленькая площадка, от которой вниз вела еще одна лестница, более узкая и крутая.

С площадки была видна наглухо закрытая печь котла парового отопления. Ее жерло прикрывала черная заслонка, но было слышно, как за ней бушует пламя.

— Где истопник? — спросил Дьяченко, внимательно оглядывая сумрачные своды подвала.

Но истопника не было. Очевидно, заправив печь углем, он поднялся к себе в квартиру. Несомненно, однако, что время от времени он наведывался сюда, чтобы добавлять в печь уголь и следить за температурой.