Юрий Бурносов: Три розы

Баффельт!

Словно молния поразила субкомиссара. Несомненно, Вейтль после пристрастного допроса передан будет в руки миссерихордии, ибо деяния упыря есть не что иное, как дьявольское наущение, равно как и сам он – порождение нечистого. Баффельт способен помочь ему – разве не способствовал Бофранк укреплению веры, когда обнаружил в монастыре на Брос-де-Эльде гнездилище ереси, посрамление которого описывается в хрониках и прославляется в проповедях?

Бофранк тут же затребовал служебную карету и вскоре, понудив возницу к скорейшей езде, мчался к озеру Моуд. Секретарь грейсфрате – каждый раз это был новый, Бофранк не знал, к чему Баффельт их меняет, – провел Бофранка в комнату с огромным креслом, где обычно грейсфрате принимал субкомиссара. Скоро явился и сам грейсфрате; с пыхтением обустроился он на месте, умещая жирные телеса свои поудобнее, и произнес:

– Секретарь доложил мне, что вопрос ваш безотлагателен. Вы оторвали меня от важной беседы, но я не сетую, ибо обещал помощь и не отказываюсь от слов своих.

– Сообщили ли вам, что сегодня пойман был упырь, коего сейчас пытают в Фиолетовом Доме?

– Сообщили, и я могу разве что рукоплескать сему событию.

– Как же?! Вам как никому иному ведомо, что настоящий упырь нынче далеко и не может быть пойман!

– Не станем же мы объяснять это черни? – спросил толстяк, аффектно подняв брови. – Чернь жаждет зрелищ! Я соглашусь с тем, что сей жуткий злодей – отнюдь не порождение нечистого, а всего лишь жалкий урод, но что вам до него, хире Бофранк?

– Я знал несчастного много лет назад, когда он был милым юношей… – начал Бофранк, но грейсфрате перебил его:

– Не Волтцем ли Вейтлем его звали?

– Откуда вам известно?!

Бофранк осекся. Не покойный ли Броньолус в свое время понуждал его к сотрудничеству, говоря: «Мне сообщили, что в юности вы перенесли интересное приключение с неким Волтцем Вейтлем, сыном печатника. Полагаю, сия тайна и должна оставаться тайною, не так ли?» Выходило, что тайна осталась тайною, но не для Баффельта, и вряд ли число посвященных им ограничивалось.

– Я отношусь к вам с уважением и почтением, хире Бофранк, – вкрадчиво произнес грейсфрате, – но можете ли вы представить последствия появления слухов, что означенный упырь – не кто иной, как бывый любовник благородного хире Бофранка? Что будет с вами? Что будет с престарелым родителем вашим? Сердце его не выдержит позора, а нога ваша не ступит более на порог ни одного приличного дома, да и работа в Секуративной Палате будет вами несомненно оставлена… А припомни я еще и ваше неосторожное «Не верую, грейсфрате», сказанное Броньолусу в поселке при большом скоплении народу, некогда довольно безобидное… И ваше бездействие в последний месяц…

Возмущаться изысканной подлостью Баффельта Бофранк не мог, ибо грейсфрате во всем был прав, кроме того, Баффельт нужен был ему более, нежели он сам Баффельту.

Сколько думал Хаиме Бофранк об искуплении вины своей перед Волтцем, но когда представился случай спасти его от гибели, ничего поделать не сумел… Выбеги Бофранк на площадь и кричи о том, что Волтц никогда не был упырем и не пролил ни капли человеческой крови, кто поверит ему?

Поэтому субкомиссар чинно поклонился, сказал:

– Благодарю вас за совет, грейсфрате! – и удалился.

Напрасно Бофранк тревожился о мучениях, которые мог испытать Вейтль на допросе у грейскомиссара Фолькона. Как и полагается, с несчастного пытуемого сорвали одежду и привязали за руки и ноги к специальному станку, после чего Фолькон задал обычные для такого случая вопросы: кто таков допрашиваемый, откуда родом, признает ли себя виновным в свершении преступлений, ему приписываемых. Поскольку это был предварительный допрос в отсутствие служителей миссерихордии, вопросы о дьявольском наущении и прочих подобных вещах не задавались.

Вейтль ничего не скрывал и подробно, медленно, дабы успевал писец, отвечал на все вопросы. Грейскомиссар и сам был доволен, что к пыткам прибегать не пришлось, – все злодеяния Вейтль полностью признал и даже проставил внизу листа собственноручную подпись.