Александр Арсаньев - Второе дело Карозиных

– Что вы такое говорите? – прошептала она.

Но Николай Константинович, вместо того, чтобы повторить свои слова или рассмеяться ей в лицо – что было возможно с одинаковой вероятностью – наклонился еще ниже и поцеловал ее в губы…

– Вы презираете меня? – с дрожью спросила Варенька много позже, когда лежала, полунагая, на его кровати, а он, все с тем же невозмутимым видом, одетый в шелковый халат, откинувшись в кресле, курил сигару.

– Разве вас можно презирать? – с легкой улыбкой откликнулся Ольшанский. – Откуда такие мысли, милая моя?

– У вас… у вас такой вид… – прошептала она, ощущая невыносимый стыд.

– Что вам до моего вида? – он слегка пожал плечами. – Разве вам мало того, что я вас все еще люблю? И потом, отчего мы все еще на «вы»?

– Мне пора, – заволновалась она. – Вы не могли бы выйти, мне нужно одеться, – и покраснела.

– Ты краснеешь? – усмехнулся он. – Хочешь, я помогу тебе одеться?

– Нет! – воскликнула Варенька. – Прошу вас, выйдите!

– Хорошо, – легко согласился он и вышел из спальни.

Варенька принялась судорожно натягивать платье. Он несомненно унижал ее, всем своим видом давая это понять, он не уважал ее нисколько. Но отчего же, отчего он был ей так сладок, отчего она, несмотря на свой стыд, не могла его ненавидеть, не могла винить в своем падении? «Нет, я сама виновата, – твердила она себе, сглатывая слезы и путаясь в крючках. – Я была виновна перед ним, а теперь я в сто раз виновней перед своим мужем… Боже мой, муж!» Воспоминание об Антоне Гавриловиче повергло Вареньку в такой ужас, что она на мгновение даже замерла, не в силах представить себе, что станется, если он узнает.

Застегнув наконец платье непослушными пальцами, она кое-как поправила прическу и вышла из спальни. Ольшанский стоял у окна и задумчиво смотрел на улицу, он обернулся, услышав ее шаги, и окинул Вареньку внимательным взглядом.

– Вы не должны искать со мной встречи, – бледнея вымолвила она, не поднимая глаз. – Полагаю, что вы добились того, чего хотели, и…

Николай Константинович подошел к ней, легко коснулся пальцем ее губ и проговорил с неожиданной мягкостью в голосе:

– Дорогая моя, ты заблуждаешься. – Варенька подняла на него глаза. – Ты заблуждаешься относительно меня. Если я так холоден, то не от того, что презираю тебя. Мне и самому, поверь, омерзительна роль, которую я играю. Ты должна мне верить. Ты должна со мной уехать, – твердо закончил он.

– Что? – ахнула Варенька.

– Да, разве ты не поняла еще, что создана для меня, только для меня. И мне невыносима мысль о том, что сейчас ты вернешься к другому, – его взгляд наконец потеплел, а губы тронула не прежняя полупрезрительная усмешка, а нежная улыбка. – Милая моя, ты должна оставить его ради меня. Я люблю тебя. Ты меня любишь. Ведь это так? – он коснулся ее щеки осторожным движением. – Ты любишь меня, – повторил он более уверенно. – Мы уедем.

– Но я не могу… – снова попыталась возразить Варенька.

– Конечно, можешь, – убежденно сказал Ольшанский. – Через неделю все будет готово. Согласись, побег более благороден, нежели тайный адюльтер. Ты согласна? Мы уедем туда, где нас никто не знает, и заживем вместе. Забудем все.

Варенька молчала, в очередной раз не веря тому, что слышит. Часы на полке пробили час дня, она вздрогнула и спросила:

– Как это будет?

– Все очень просто, – Николай Константинович облегченно вздохнул, понимая, что согласие получено. – Через неделю ты точно так же поедешь к обедне, отпустишь кучера, а из церкви сядешь в мой возок. Можешь даже оставить записку своему мужу. Хотя, мне кажется, лучше без нее. Впрочем, решай сама. Что касается вещей, то не бери ничего, у меня достаточно денег, чтобы купить тебе все, что понадобится. Я выправлю документы и мы поедем… Скажем, в Италию, как ты на это смотришь? – Ольшанский приподнял ее лицо за подбородок и заглянул ей в глаза. – Впрочем, можем поехать куда угодно. Не бери у него ничего, слышишь?

Варенька кивнула. Николай Константинович поцеловал ее в губы и легким движением подтолкнул к двери:

– А теперь ступай, тебе пора. Постарайся вести себя как ни в чем не бывало. Никому ничего не говори. Через неделю, в следующее воскресенье, я буду ждать тебя у монастыря. Да, тебе ведь нужно доехать до дома. Как полагаешь, лучше взять «ваньку»?

– Я зайду к подруге, – как в полусне проговорила Варенька, одевая капот. – Она живет дальше по улице.

– Это хорошая мысль, – улыбнулся Ольшанский. – У тебя будет алиби?