Леонид Юзефович - Журавли и карлики

В сотне метров от толпы, отделенные от нее пустым пространством, зеленели БТРы, между ними цепочкой стояли грудастые от бронежилетов солдаты внутренних войск в новеньких бушлатах. Несколько боевых теток, выдвинувшись на ничейную территорию, пытались втянуть их в политическую дискуссию. Из этого ничего не выходило, пока не появился элегантный майор – вероятно, из бывших замполитов. Язык у него был подвешен неплохо. Ему кричали что-то про отцов и дедов, которых он предал, майор терпеливо отвечал. Его аргументация сводилась к тому, что отцы и деды сами отреклись от своих предков, теперь нужно всем миром исправить их ошибку и вернуться к заветам прадедов.

– А Руцкой ваш, – сделал он неожиданный зигзаг, – когда был в плену у душманов, его ЦРУ завербовало. Он там как сыр в масле катался. Сейчас должок отрабатывает.

Вдруг одна женщина в крик принялась рассказывать, как американцы ночью ходят по больничным моргам, их туда за доллары пускают, а они подкарауливают свежих покойников, вырезают у них органы на пересадку и увозят в Америку. Ей соседка рассказывала, у ее знакомой зять разбился на машине, они с дочерью пришли в морг, он лежит мертвый, с закрытыми глазами. Дочь начала его целовать, чувствует, под веками пусто, глаз нет.

Ее успокаивали:

– Перестаньте, ну что вы в самом-то деле!

– Вырезали – и в морозильник для пересадки, – сыпала она как из пулемета. – Вместо глаз вата натолкана!

Шубин решил, что пора уходить. Когда с балкона стали зачитывать телеграммы, поступившие в адрес Верховного Совета с поддержкой его позиции, он без помех миновал кольцо оцепления и вышел к американскому посольству. В обратном направлении всех пропускали свободно. Вдогонку неслись взрывы апплодисментов, которыми площадь встречала каждую приветственную телеграмму. Если она поступала из-за рубежа, ликовали громче.

К концу недели ясно стало, что без крови не обойдется. В частной школе занятия отменили, но в государственной уроки шли обычным порядком, физкультура в том числе. Лишь физик в ультимативной форме объявил директору, что в сложившейся обстановке берет отпуск за свой счет. Сторонники Ельцина собирались у Моссовета, Шубин счел долгом побывать и там.

Вечером 2 октября он сказал жене, что выйдет прогуляться и купить сигарет, но сразу пошел на трамвай. Возле кинотеатра «Прага» пересел на троллейбус, доехал до Никитских Ворот, а оттуда переулками двинулся в сторону Тверской. Темнело по-осеннему рано. Была суббота, но центр города поразил его тишиной и безлюдьем.

Возле бывшей Советской площади во всю ширину проезжей части улицу перегораживала баррикада. Те, что он видел у Белого дома три дня назад, не выдерживали с ней никакого сравнения. Казалось, ее сначала начертили на ватмане, а потом уже воплотили в железе и камне. Мусорные контейнеры и бетонные плиты стояли стеной в два человеческих роста. Без строительной техники тут явно не обошлось. Не верилось, что какие-то добровольцы вручную и по собственной инициативе могли соорудить эту громадину на ближних подступах к Кремлю.

Перед баррикадой шел митинг, сквозь него пробирались редкие прохожие. Соседние магазины были закрыты. На тротуаре горел костер, группа веселых парней и девушек скандировала: «Ель-цин! Ель-цин!» Двое пожилых евреев держали плакат «Одесса с вами!». Здесь же строем стояли члены общества «Память» в черных шинелях, под стягом с изображением архангела Михаила, архистратига небесного воинства. Одесситы опасливо косились на них, но не уходили.

Ораторы выступали с помоста из разборных деревянных щитов. Усатый мужик рассказал в мегафон кавказскую басню про барана, который разжирел, наслушался, как люди его хвалят, и вообразил себя способным победить тигра. Имелся в виду Хасбулатов. Тетка в строительной каске продекламировала вирши про Руцкого. Шубин слушал вполуха и лишь по засевшим в памяти рифмам сумел реконструировать последние строки этой нескладухи. В финале повествовалось, как незадачливый вице-президент куда-то прыгнул раз, прыгнул другой, хотел прыгнуть «еще пуще», но «увяз в сортирной гуще».

Насладившись аплодисментами, поэтесса передала мегафон другой женщине, постарше. Та сразу закричала:

– Где армия? Почему медлит армия? Мы требуем ответа!

В следующий момент Шубин ее узнал. Она была в том возрасте, когда за десять лет люди меняются не слишком сильно.

Он тогда работал в своем институте и для приработка накропал детскую книжку по археологии. Товарищ посоветовал отнести одну главу в журнал «Пионер». В ней рассказывалось, как мальчики Петя и Вася пошли в лес, встретили археологов, копавших неолитическую стоянку, и узнали от них много интересного о жизни первобытных людей. Редакторша, мельком взглянув на верхнюю страницу, через стол брезгливо швырнула рукопись Шубину: «Что это вы мне принесли? Как можно так писать?» «Как?» – не понял он. «Прочтите первую фразу. Вслух», – велела она. Шубин прочел: «Однажды Петя и Вася пошли в лес». Она сказала: «Ходят, носят черт знает что!» Оказалось, писать надо так: «Однажды пионеры Петя и Вася пошли в лес».