Кондратий Жмуриков - Халява для раззявы

Филимон поежился. Поужинать, что б подавиться и умереть от асфиксии. Все равно дверь пришлось открыть, не будешь же сидеть в ванной, пока вода не нальется. Филимон вышел, озираясь по сторонам, в надежде незаметно проскочить. Но увы! За углом его поджидал Козлодоевский.

– Фаиночка, не могу есть в одиночестве. У меня комплекс. Не могли бы вы посидеть со мной.

Филимон понял, что его сопротивление, только усилит желание Козлодоевского. Он покорно кивнул головой и побрел. Но не на кухню. От этого стало еще неприятнее. Господин Козлодлоевский привык соблазнять своих горничных в кабинете. В камине полыхал огонь. На огромной шкуре белого медведя (Филимон твердо был уверен, что раньше ее здесь не было, видимо, хозяин кабинета доставал ее в особо «торжественных» случаях) стоял поднос с бутылкой шампанского, двумя хрустальными фужерами на длинных ножках, вазой с виноградом, большой шоколадкой и бананом. «Намекает», – подумал Филимон, густо покраснев.

– Присядьте, чаровница, – попросил Антон Генрихович, опускаясь на шкуру и похлопывая рядом с собой.

Филимону пришлось подчиниться, но сесть он постарался на самый краешек шкуры. Хотя это краешек был на расстоянии вытянутой руки от господина Козлодоевского. Хозяин откупорил шампанского бутылку и разлил пенящийся напиток по фужерам.

– За прелестнейшую девушку, с чарующим именем Фаина, – произнес тост Антон Генрихович.

Филимон изображая дикое смущение, потупил глаза и начал теребить пальцем край шкуры. Это смущение только подстегнуло господина Козлодоевского. Он пригубил напиток и глядя на горничную произнес:

– А теперь, Фаиночка, давайте на брудершафт.

Филимон вскочил, задел фужер, опрокинул бутылку шампанского и отскочил к дверям кабинета:

– У меня это, вода,… там ванной… Молоко на плите… убежало…

С этими словами Филимон рванул по коридору и заскочил в ванную, закрыв дверь на шпингалет, он попробовал прочность запора. Запор был так себе, хиленький. А вода в ванной, между прочим, уже набралась. Филимон прислушался. В коридоре вроде никого не было. Уф, теперь бы осторожненько пробраться в свою комнату, которая стала самым желанным местом на земле, запереться на задвижечку и пересидеть, дожидаясь возвращения мадам Козлодоевской. Лишаться невинности Филимону Аркадьевичу совершенно не хотелось, да тем более от… рук господина Козлодоевского.

Филимон тихонечко приоткрыл дверь, огляделся. Никого… Затем крикнул громким голосом, так, чтобы его было слышно в кабинете:

– Антон Генрихович, ванная набралась.

Не дожидаясь ответной реакции Филимон галопом помчался в свою комнату. Успокоился он только тогда, когда запер за собой дверь и для страховки подвинул к ней тумбочку. Если бы Филимон Аркадьевич умел молиться, он бы сейчас молился. Но, к своему сожалению, бывший октябренок, бывший пионер и комсомолец этого делать не умел. Он сел на кровать и зарыдал, размазывая по лицу, скупые мужские слезы.

Филимон просидел в комнате часа два, в полной тишине, без света. Он сидел и прислушивался, не стукнет ли входная дверь. Филимон слышал как по коридору разгуливал, уже пьяный, Козлодоевский, который всюду искал Фаину. Временами Антон Генрихович напевал песню из репертуара «Наны»:«Фаина, Фаина, наина-ниана-нан-на»… Подходил к двери и ласковым шепотом уговаривал открыть дверь. Но Филимон был крепок как кремень, как дамасская сталь, на провокации и уговоры не поддавался. Наконец Антону Генриховичу надолго уговаривать и он затих у двери Филимона. Лоховский прислушивался минут пятнадцать, пока не сообразил, что хозяин просто спит. Из-под дверей раздавалось мерное посапывание «Хр», «Хыр» «Хр». Филя лег на пол и попытался рассмотреть, что происходит по ту сторону двери, через щель, между полом и дверью. Вроде что-то лежит, и лежит без движение. Филимон посидел еще минут пять и осторожненько приоткрыл дверь.

Козлодоевский спал на шкуре белого медведя, которую принес из кабинета. В руке у него была пустая бутылка водки. Видимо Антон Генрихович, после шампанского, догонялся напитками покрепче. Филимон аккуратненько переступил через хозяина и бросился звонить Максу:

Трубку взяли не сразу:

– Макс, Макс, забери меня от сюда, сейчас же, – закричал Филимон в трубку. Его силы были на исходе.

– Фил, ты знаешь который час? Тебя, что мама не учила, после десяти вечера людей беспокоить неприлично.

– Да, а бросать друзей в беде прилично? – срываясь на крик ответил Филимон. Меня можно сказать здесь сейчас…