Кондратий Жмуриков - Халява для раззявы

Сперва нужно было отыскать ключ от шкафа с книгами. Филимон заглянул в ящики стола и в одном из них нашел связку ключей. Дрожащими руками, один за другим он вставлял их в замочные скважины, пока наконец один из ключей не прошел легко в отверстие. Открыв дверь, Филимон увидел аккуратно рассортированные журналы: по годам, по тематике. Чего здесь только не было. Господин Козлодоевский действительно собирал старые журналы. Названий половины из них Филимон никогда не слышал.

Наконец он отыскал журналы со знакомым названием. Но тут возникла новая трудность. «Будней механизатора» было не один, и не два и даже не три. Их было больше трех десятков. Филимон начал лихорадочно перелистывать, перетряхивать каждый журнал, каждую страничку. Марки не было. Неужели не повезло? А может Антон Генрихович уже нашел марку? Что он там говорил о коллекции марок в спальне? Может действительно поискать марку там? Филимон Аркадьевич наскоро прибрал за собой, запихал кое-как журналы обратно в шкаф, закрыл на ключ. Несколько секунд он колебался: не мог вспомнить в каком ящике лежала связка. Времени на раздумья не было и он бросил связку в верхний ящик стола.

Филимон прислушиваясь к звукам в квартире нырнул в спальню супругов Козлодоевских. Шкаф-купе, две полутораспальные кровати с прикроватными тумбочками. На одной тумбочке стояли какие-то пузыречки, флакончики, тюбики. «Это наверное, Маргарит», – подумал Лоховский и направился ко второй, на которой лежали только очки и какой-то журнал. Однако Филимон ошибся. Эта тумбочка принадлежала мадам Козлодоевской. Внутри лежала шкатулка с драгоценностями, всякие дамские штучки. Он снова вернулся к тумбочке, заставленной парфюмерией. С любопытством взял один из тюбиков и прочитал надпись: против морщин, после бритья, для рук, мужские дезодоранты и туалетная вода. Антон Генрихович щепетильно относился к своей собственной наружности. Филимон открыл тумбочку и заглянул внутрь. Там лежали огромные альбомы в бархатных переплетах. Кляйстеры. В детстве Филимон сильно завидовал своему соседу по парте, у которого был такой альбомчик для марок.

Лоховский открыл наугад один из альбомов, все странички были густо утыканы марками разных размеров, различных рисунков, гашенные и нет. Как узнать, какая из них, та, нужная ему? Не разобраться, придется ждать возвращения хозяина. Вот только как бы половчее вытянуть у него информацию? Филимон почувствовал настоятельную потребность поговорить с Максом.

Ох как тяжело было возвращаться Нине Михайловне в ее коммунальную квартиру, так напоминающую квартиру Жоржика. Казалось бы всего один день, но как он изменил жизнь Мерзеевой. К хорошему, особенно к роскоши, человек привыкает быстро. Нина Михайловна, только теперь ощутившая, что она утратила вместе с потерей марки, не могла найти себе места. Все валилось из рук, любимые передачи не приносили обычного удовольствия, даже скандалить с соседями не хотелось. Это был опасный знак. Если в самые короткие сроки не предпринять решительных мер, так и заболеть недолго.

Мерзеева ежеминутно доставали мобильник, прислушивалась – не звонит ли? Она поглаживала его как любимую игрушку, баюкала в своих руках как маленького ребенка. Если бы понадобилось, она готова была бы, даже кормить его с ложечки. Только мобильный никак не реагировал на манипуляции Нины Михайловны и упорно молчал, как партизан времен войны.

«Ну позвони, позвони, позвони», – мысленно заклинала Мерзеева бездушную штучку. Нина Михайловна ждала звонка так, как ничего в жизни. Этот звонок был подтверждением ее пропуска в новую жизнь.

И чудо свершилось, когда она перестала его ждать! Мобильник затрезвонил, исполняя популярную мелодию, Мерзеева была на кухне. Заслышав долгожданные звуки Нина Михайловна сломя голову рванула в комнату. На пути она чуть не растоптала Сивухина, медленно бредущего в сторону ванной комнаты, опрокинула соседскую тумбочку с обувью, спихнула сетку с бутылками, стоящую в коридоре. Крики Костика, звон разбитой стеклотары, возмущение соседей сопровождали этот бег с препятствиями. На третьем сигнал мобильника Нина Михайловна уже открыла дверь комнаты, на четвертом, едва переводя дыхание, сказала:

– Да, Мерзеева слушает!

– Нинуля, это я, Георгий, – раздался в трубке чуть искаженный помехами голос Михеича. – Как ты там, радость моя? Все в порядке? Лоховский не появлялся?

– Здравствуй, Жора. Нет, не приходил. Ума не приложу, что делать, где нам этого придурка искать. Хоть к гадалке иди?