Сергей Зверев - Золотые эполеты, пули из свинца

Двоюродный дядя встретил Наталью тепло:

– Наташа, милая, здравствуй! Как же я давно тебя не видел! Ох, как ты похорошела, племянница, как на покойную Дашеньку стала похожа, царствие небесное твоей матушке и моей любимой сестренке… Чему обязан радостью видеть тебя? Ой, ты какая-то взвинченная, не в себе, вон, побледнела как! Случилось чего?

– Случилось, дядюшка!

Выслушав рассказ Натальи, Стрешнев сперва нахмурился, но после непродолжительного раздумья улыбнулся ей:

– Не дрейфь, малышка! Ничего страшного покамест не случилось, а ты – большущая молодчина, что сразу пришла ко мне.

– А к кому ж еще? Папенька, узнав о том, что его единственная дочь сделалась австрийской шпионкой, непременно меня бы тут же и прибил, – бледно улыбнулась Наталья.

– Но встретиться и переговорить тебе нужно с другими людьми, – продолжал Стрешнев. – Есть у нас в Генштабе… м-м… специалисты особого рода. Они посоветуют, как тебе поступать в дальнейшем.

Через полчаса Наталья Вяземская оказалась в другом кабинете того же здания, в обществе упомянутых Стрешневым специалистов. Их было двое, оба довольно молодые, оба в штатских костюмах, так что званий не разберешь, но по поведению и спокойной властности ясно, что не ниже полковничьих. Один брюнет, другой – светлый шатен, а так – похожи, как родные братья.

– Дилетантская работа, – сказал брюнет шатену, когда Вяземская завершила свой взволнованный рассказ. – Измельчали австрийцы. И это они считают вербовкой? Фи!

– Да, согласен, – откликнулся шатен. – Не ожидал я от Глинки такого пошлого примитива: Йозеф ведь неплохой специалист…

– Но вы не сердитесь на меня, господа? – совершенно по-детски спросила Вяземская. – Вы не посадите меня в застенок?

– Непременно посадили бы, – очень серьезным голосом ответил брюнет, – но вот незадача: нет ни одного свободного застенка. Все заняты. Вам, сударыня, придется подождать.

Тут оба не выдержали, рассмеялись.

– За что же на вас сердиться? – ласково спросил шатен. – Вы сами пришли к нам, вы не сделали ничего дурного…

– Но я же подписала этому типу какую-то бумажку…

– Эх, сказал бы я, что коллега Йозеф может сделать с той бумажкой! – мечтательно протянул брюнет. – Но при вас, барышня, не стану.

– Так я могу не идти на той неделе на встречу с человеком, о котором он мне говорил? – с надеждой спросила Наталья. – Словно бы мне все это приснилось и не было ничего? А того человека, с которым я должна встретиться, вы арестуете?

Тут оба специалиста переглянулись и резко посерьезнели.

– Можете, конечно, – сказал шатен, поглядев Вяземской в глаза. – Считайте, что приснилось. Но… Ведь вы хотели послужить родине и государю императору, правильно я понимаю?

– Правильно, – растерянно ответила Наталья. – Хотела. И сейчас хочу.

– А вот тогда придется встретиться. Арестовать его? Что вы, сударыня! Да наша служба с него пылинки сдувать будет, следить, чтобы он, спаси Господь, под трамвай или конку не попал!

– Вы, Наталья Федоровна, станете регулярно поставлять этому человеку интересующие его сведения, – подхватил брюнет, – которые, в свою очередь, станем давать вам мы. Тем самым вы принесете громадную пользу родине. Вы, я вижу, барышня неглупая и поняли, что к чему. Согласны?

– Конечно, согласна! – не раздумывая, ответила Наталья. – А… Вам никаких бумажек подписывать не надо?

– Нам не надо, – успокоил ее шатен. – Мы вам на слово поверим. И вот что: на первой же встрече с тем человеком потребуйте, чтобы за информацию вам платили. Причем требуйте хороших денег и непременно поторгуйтесь.

– Зачем? – вновь растерянно спросила Вяземская. – Я и без того весьма богата…

Специалисты вновь весело рассмеялись.

– Для правдоподобия, сударыня. Для правдоподобия!

Новенькие ордена, которые вручил им сам Николай II, Голицын, Гумилев и Щербинин обмывали на Литейном, в гостиной особняка Екатерины Львовны Гагариной, той самой милейшей тетушки, что устроила Сергею назначение в адъютанты Брусилова. Время приближалось к десяти вечера, но за окошками гостиной было совсем светло: в столице начинался сезон белых ночей.

– Я сегодня связывался с Алексеем Алексеевичем по телефону из Генштаба, – сказал Голицын, разливая по бокалам французское «Ирруа». – Генерал клятвенно обещал не начинать наступления, покуда мы не вернемся.

Щербинин рассмеялся:

– Хорошая шутка, Брусилов всегда славился остроумием. Но нам, господа, в самом деле следует поторопиться, не то заявимся к шапочному разбору.