Наталья Александрова - Волчья сотня

Опять в голове всплыли мушкетеры, и вот уже под ногами земля, и Саенко сердито шепчет, что больно уж долго их благородие разговоры разговаривали.

– Ничего, брат Саенко, – Борис весело хлопнул его по плечу, – а ты вот погоди только полковнику Горецкому про это говорить, я сам потом расскажу.

По дороге Борис вспомнил, что обещал зайти на квартиру к Алымову, и с сожалением повернул в сторону от дома.

Петр тихонько окликнул его из раскрытого окна. В комнате было темно, только мерцал огонек папиросы.

– Я уж думал, что ты спишь. – Чтобы не будить хозяев, Борис влез прямо в окно, такой способ стал для него привычным.

– Поздненько возвращаешься от дамы, – усмехнулся Алымов.

– Ты ревнуешь, прямо как полковник Азаров, – рассмеялся Борис.

– Ничуть я не ревную, – с какой-то злобой ответил Петр, – я женщинами вообще не интересуюсь.

– Что так? – удивился Борис. – Ты всего на два года старше меня, природа своего требует…

– Противно все, – процедил Алымов, – война все перевернула с ног на голову, жизнь рушится, а сегодня в ресторане дамы в бриллиантах сидят как ни в чем не бывало. Делают вид, что ничего не случилось, что им весело, как прежде. И ведь притворяются все! Ведь нельзя забыть, что случилось. А так пир во время чумы какой-то получается. А тогда зачем приличия соблюдать? Делай что хочешь!

– Многие так и делают…

– Вот именно. Я и говорю, что все противно.

– На фронте тебе легче? – осторожно спросил Борис.

– На фронте… – Алымов сердито затянулся потухшей папиросой. – Красные после каждого поражения устраивают децимации, то есть каждого десятого – к расстрелу.

– Я знаю, – кивнул Борис.

– Ты знаешь, а я видел! – крикнул Алымов. – В Добрармии этого не делают, якобы должны драться за идею. Какую только, непонятно.

– М-да, еще офицеры – понятно, а за какую идею воюют солдаты?

– Сказать тебе? – зло прошипел Алымов. – Весной только бой кончился, стояли мы возле Серпуховской. И вот подъезжает ко мне ротмистр и говорит, чтобы я дал своих, с батареи, чтобы пленных махновцев расстреливать. Я говорю: мои расстреливать не пойдут! А он так усмехнулся и говорит, что сам их спросит. И что ты думаешь? Все как один согласились! Вот тебе и идея. – Он прошипел сквозь зубы ругательство.

– Ты что же, с шестнадцатого года на фронте – и никого не убил? – усмехнулся Борис.

– Да не валяй ты дурака! – Алымов грозно блеснул в темноте глазами. – Одно дело – в бою убить человека, который такой же, как ты, боец. А совсем другое – самому вызваться расстреливать безоружных пленных.

– Я понимаю.

– Ничего ты не понимаешь! Зачем ты вообще приехал?

– Я на службе, – растерялся Борис.

– Ты думаешь, я не понял, зачем ты просил познакомить тебя с товарищами? – Алымов бросил догоревшую папиросу в окно и немедленно закурил другую. – Тут и ребенок поймет, для чего приехал полковник Горецкий, его видели в контрразведке. А ты, значит, действуешь как бы изнутри.

– Полковник Горецкий приехал по очень важным делам, – отчеканил Борис, – нам с тобой о них знать не положено. Заодно его попросили решить одну задачу – каким образом погибли полторы тысячи солдат и офицеров? Ты не задумывался об этом, ведь результаты рейда всем известны.

– Я очень жалел, что меня не взяли в тот рейд, – горько произнес Петр, – погибнуть в бою, и пусть все провалится в тартарары, мне наплевать…

– Там не было боя, – жестко произнес Борис, – там была бойня. И ее устроил кто-то из пятерых. Полковник Горецкий оторвет мне голову, – добавил он, помолчав, – я выдал служебную тайну. Но помоги мне, Петр, дело очень сложное.

– Я не могу, – Алымов неприятно усмехнулся, – честь офицера…

– А я могу? – Борис подскочил к нему и встряхнул за ворот. – А один из пятерых мог спокойно отправить на смерть полторы тысячи человек? Ради чего?

Они долго молчали.

– Честь офицера, – процедил наконец Борис. – Мне показалось, у тебя не осталось иллюзий.

– Ты прав, – согласился Алымов, – ты меня убедил. Что ты хочешь, чтобы я сделал? – устало промолвил он. – Я ведь уже познакомил тебя со всеми, даже с полковником Азаровым. Ты что думаешь: стоит посмотреть на них твоим орлиным, проницательным взором, и сразу прочтешь их мысли?

– Нет, разумеется, я отнюдь не обольщаюсь. Человек, которого я ищу, очень умен. Но возможно, ты, хорошо зная каждого из них, заметил какие-то странности в поведении, несоответствие слов и поступков…

– Ты хочешь, чтобы я тебе докладывал как филер? – Алымов смотрел на Бориса презрительно сузившимися глазами.