К. Сэнсом - Седьмая чаша

— Но какое отношение эта странная история имеет к нашему убийце?

— Терпение, Мэтью. Я встретился с беднягой, и он рассказал мне, что в детстве у него не было обуви. С тех пор где-то в мозгу у него засел страх, что это может повториться вновь. Он был одержим этой манией так долго, что почти забыл, с чего все началось.

— С твоей помощью он смог вспомнить это. Оно пошло ему на пользу?

Гай грустно покачал головой.

— Нет, он так и не избавился от этой мании. Возможно, просто не сумел. В конечном итоге он разорился и стал нищим. Наверное, его уже нет в живых. Он не выдержал бы жизни побирушки. Таким образом, из-за его одержимости то, чего он боялся больше всего на свете, случилось.

— Печальная история.

— Одержимость может принимать множество различных форм. Самая распространенная из них — любовь. Человек убеждает себя в том, что во что бы то ни стало должен обладать предметом своего обожания. Даже если этот другой — человек неподобающий или совершенно не подходит ему, влюбленного это не может остановить.

— О подобных случаях кто только не слышал!

— И если миром может править жестокость, почему любовью не может править извращенная ненависть?

Гай откинулся на спинку стула, вертя в пальцах стакан, который он успел опорожнить.

— Такие случаи бывали, — бесцветным голосом добавил он.

— Когда? Где?

Гай поколебался, словно находясь в нерешительности, а потом тихо заговорил:

— Тебе следует узнать, почему мои исследования в определенный момент пошли в новом направлении. Когда я был молод, жил в Париже и учился на врача, я полюбил.

Он улыбнулся.

— Да-да, не удивляйся. Это только сейчас я похож на старую, скрюченную коричневую палку. А тогда я влюбился в дочь виноторговца. Она была красива и умна, испанка по происхождению, как и я сам. Она была самым добрым человеком, которого я когда-либо знал. Мы любили друг друга, и я хотел жениться на ней, но в то же время испытывал склонность к монашеству.

Гай посмотрел на меня невидящим взглядом.

— Эту дилемму разрешил Всевышний, или, по крайней мере, так я тогда полагал. Однажды зимним вечером, когда она сидела у огня, из очага выпрыгнул уголек, и от него ее платье вспыхнуло. Она умерла от ожогов и болевого шока на следующий день.

— Ты никогда не рассказывал об этом, — сказал я. — Мне очень жаль…

— Это было очень давно. Случившееся заставило меня отвернуться от Бога, разочароваться в мирской жизни. Я неистовствовал. Мне и раньше приходилось изучать психические болезни, а теперь я с каким-то ожесточением стал копаться в самых черных закоулках человеческого сознания. Для меня это было время отчаяния, но, как говорит Фома Аквинский, такое может стать ступенькой на лестнице мистической любви. Со временем я снова обрел способность ощущать любовь Господа и вернулся к Церкви. Хотя, честно говоря, какая-то часть меня до сих пор не может простить Ему моей утраты, что делает меня еще большим грешником.

Впервые я увидел на глазах Гая слезы и понял: моего друга что-то тревожит, причем тревожит очень сильно. Я открыл было рот, но он заговорил первым.

— Когда я был молод, в Париже бурно обсуждали один случай. Этот человек вот уже шестьдесят лет как умер, но люди, когда им хотелось испытать острые ощущения, говорили о нем. Его звали маршал Жиль де Рец.

— Кто это?

— Он был французским бароном и землевладельцем, блестящим военачальником, воевавшим на стороне Жанны д'Арк против англичан, и внешне совершенно нормальным человеком. Но когда он удалился от дел и поселился в своем поместье в Бретани, бывший маршал стал похищать детей и убивать их самыми ужасными, садистскими способами.

— Детей?!

— Да-да, он творил такие вещи, о которых мне даже говорить не хочется. Местные жители знали об этом, но он был могущественным человеком и стоял над законом.

Гай уставился в меня неподвижным взглядом.

— Однажды де Рец пригасил местного брадобрея, чтобы тот причесал и уложил волосы на головах убитых им мальчиков, которые он насадил на колья и выставил напоказ в холле своего замка, а потом спрашивал, какая из них ему больше понравилась. Вот что он вытворял.

— Господи Иисусе!

— Через пять лет Жиль де Рец совершил ошибку. Он навлек на себя гнев церкви, наговорив на каком-то диспуте что-то такое, что вызвало раздражение у клириков. Тогда-то и вмешался тамошний епископ. Де Реца судили и казнили за совершенные им преступления. Когда о них стало известно, у всех застыла кровь в жилах. На суде он заявил, что совершал преступления лишь потому, что ему это просто нравилось.