К. Сэнсом - Седьмая чаша

Тамазин скорбно сложила губы, помолчала и добавила:

— Он мечтал о том, что его род продолжится через нашего ребенка, и все время говорит об этом, когда напьется.

— Он часто пьет?

Я вспомнил, каким потрепанным выглядел мой помощник сегодня утром.

— Все чаще. Уходит со своими старыми приятелями и иногда пропадает ночами. Вот и сейчас где-то шляется. И я думаю, что он водит шашни с другими женщинами.

— С кем? — ошеломленно спросил я.

— Не знаю. Наверное, с соседками. Вам же известно, что за публика здесь обитает.

— Вы в этом уверены?

Она посмотрела мне прямо в глаза.

— Да. Запах, который исходит от него иногда по утрам, не оставляет места для сомнений.

— Нет ли признаков того, что через какое-то время у вас может появиться… другой ребенок?

— Нет. Наверное, я, как старая королева Кэтрин Арагонская, не способна производить на свет здоровое потомство.

— Ну-ну, зачем вы так! Ведь со времени смерти вашего первенца прошло — сколько? — всего полгода. Разве это срок, Тамазин?

— Этого хватило, чтобы Джек отвернулся от меня. Иногда в пьяном виде он начинает сетовать на то, что я, дескать, подавила его, превратила в домашнее существо.

Она обвела взглядом свое убогое жилище.

— Как будто здесь можно хоть кого-то превратить в домашнее существо!

— Иногда Джек бывает невыносим, даже жесток.

— Что ж, он хотя бы не бьет меня. А ведь многие мужья поколачивают своих жен.

— Тамазин…

— О, протрезвев, он извиняется, он снова полон любви, называет меня цыпочкой, говорит, что не хотел меня обидеть, а все злые слова произносил лишь от злости на то, что Бог забрал у него сына. В этом я с ним согласна. Почему Господь поступает столь жестоко? — спросила женщина с внезапно вспыхнувшей в голосе злостью.

Мне оставалось лишь покачать головой.

— У меня нет ответа на этот вопрос, Тамазин. Подобные вещи и меня ставят в тупик.

— Сэр, — заговорила она, выпрямившись и устремив на меня взгляд, — не могли бы вы поговорить с Джеком, выяснить, что у него на уме? Он в последнее время стал таким странным, непредсказуемым. Я уже даже не знаю, нужна ли я ему еще.

— О Тамазин! — воскликнул я. — Я уверен в том, что он вас по-прежнему любит. А вот говорить с ним на такие темы — вещь непростая. Если он узнает о том, что мы с вами обсуждали вашу семейную жизнь, то не на шутку разозлится.

— Да, он гордый. Но вы все же могли бы попытаться выяснить хоть что-нибудь.

Она смотрела на меня умоляющим взором.

— Я знаю, вы умеете заставить людей разговориться, а мне больше некого попросить о помощи.

— Я постараюсь, Тамазин, но торопиться не буду. Для этого нужно очень тщательно выбрать подходящий момент.

Она согласно кивнула.

— Благодарю вас.

Я встал.

— А теперь мне пора идти. Если он сейчас вернется и застанет вас изливающей мне свои печали, то не на шутку рассердится.

Я положил ладони на ее руки.

— Но если вам станет совсем невмоготу или захочется с кем-нибудь поговорить, отправьте мне записку, и я буду тут как тут.

— Вы так добры, сэр! Иногда я часами сижу, как бесчувственное бревно, и таращусь на эти пятна плесени, не ощущая в себе сил, не понимая, что со мной происходит. Я снова и снова отчищаю плесень, а она возвращается опять.

Женщина вздохнула.

— Это не старые добрые времена, когда я прислуживала бедной королеве Кэтрин Говард. О, я была всего лишь ничтожнейшей из служанок, но там всегда было что-нибудь интересное.

— И опасное, как показало время, — с улыбкой вставил я.

— Верно.

Тамазин помолчала.

— Говорят, скоро будет новая королева. Вдова Кэтрин, леди Латимер. Она станет шестой. С ума сойти можно!

— Действительно, странно.

Тамазин удивленно покачала головой.

— Ну был у нас еще когда-нибудь такой король?

Я оставил ее.

Спускаясь по темной, скрипучей лестнице, я вспоминал чудесный весенний день, когда поженились Барак и Тамазин. Я тогда, признаюсь, невольно завидовал их счастью. Холостяку несложно поверить в то, что все браки счастливы и благословенны. Именно это я наблюдал на примере Роджера и Дороти. Но сегодня я видел изнанку брака, грустные вещи, которые скрывались под его гладкой, ничем, казалось бы, не нарушаемой поверхностью. Я был прав, предположив, что в семье моего помощника не все ладно, но и подумать не мог, что дело обстоит так скверно.

— Чертов Барак! — выругался я, выйдя на улицу и едва не столкнувшись с джентльменом, входившим в дом, возможно, чтобы навестить одну из здешних шлюх.