Жан-Мишель Риу - Тайна Шампольона

Какой это был замечательный день! Орфей и Фарос находились рядом со мной. Был заключен мир. Четырьмя днями ранее, вопреки всем ожиданиям, было выиграно сражение при Абукире.

Восемнадцать тысяч турок расположились в районе Абукирского залива. Бонапарт созвал своих генералов, а из войск, рассеянных по всему Египту, удалось собрать около двадцати тысяч человек и три тысячи лошадей. Ничто не обещало легкого успеха.

На заре 25 июля началось сражение. Силы пехоты были равны, и результат нельзя было считать предопределенным.

И тогда у Бонапарта родилась гениальная идея: он бросил свою кавалерию против пехоты — сделал то, что сами мамелюки попытались сделать в сражении при Пирамидах. Наши кавалеристы налетели на позиции турок, и те не знали пощады. На сей раз все было не так, как в Яффе. Пленных не брали. Тех, кого не убили на месте, сбросили в море, и они утонули. «Вода, — рассказывал потом Бонапарт, — была покрыта цветными тюрбанами. Множество мертвых турок, тысячи».

Мюрат [120] Иоахим Мюрат (1767–1815) — дивизионный генерал, кавалерист, будущий муж сестры Наполеона Каролины и будущий маршал Империи, герцог Бергский и Клевский, король Неаполитанский. В сражении при Абукире Мустафа-паша ранил его в голову выстрелом из пистолета. был ранен, но это не остудило его пыла, и он отличился тем, что отрубил пальцы правой руки у визиря Мустафы-паши, своего врага, и взял его в плен. Шестьдесят пушек и три тысячи кавалеристов уничтожили восемнадцать тысяч турок. [121] При Абукире турки потеряли 2000 человек убитыми, 3000 пленными, а около 10–11 тысяч человек утонуло. Спастись удалось немногим. Французы захватили 100 знамен, 32 пушки, 120 зарядных ящиков, все палатки и обоз. Французские потери составили 200 человек убитыми и 550 ранеными. И вновь Каир приветствовал триумф Бонапарта, «Повелителя огня, великого султана Эль-Кебира, который любит религию Магомета».

Ученые просили дать им время. Отныне оно у них было.

Тридцать первое заседание Института началось с заявления Ланкре. Он прочитал доклад, который появился несколькими неделями позже в «Египетском курьере» и который потряс весь мир от Парижа до Лондона и от Каира до Ватикана. Я жадно слушал оратора и впитывал его слова так, что могу хоть сейчас процитировать по памяти выдержки из его доклада, посвященного нашему открытию.

— «Розетта, 2 фрюктидора VII года. [122] Соответствует 18 августа 1799 г. Очень красивый камень из черного гранита, мелкозернистого и очень твердого.

36 дюймов высотой, 28 дюймов шириной, 9–10 дюймов толщиной…»

— И что, эта каменная плита высотой 1, 2 метра и шириной 90 сантиметров позволит нам понять всю историю Египта, все тайны фараонов?

— Замолчи, Фарос Ле Жансем, — шикнул я.

Орфей был столь же внимателен, как и я. Ланкре продолжал:

— «Одна сторона хорошо отполирована. На ней расположены три различные надписи, сделанные в три параллельных столбца. Первая исписана иероглифами. Вторая — буквами, которые мы считаем сирийскими…»

Фарос и его коллега Реж из Института доказали в сентябре, когда камень был доставлен в Каир гражданином Бушаром, ставшим к тому временем капитаном, что речь могла идти о промежуточной надписи: «В третьем столбце надпись сделана на греческом языке. Генерал Мену частично перевел этот греческий текст…»

Пока же Фарос слушал, выпучив глаза, и лицо его было бледнее обычного. Он был в трансе. Он толкал меня локтем.

Он постоянно подмигивал. Или подскакивал на месте. Орфей был спокоен, он сидел, правой рукой подперев подбородок.

Похоже, даже неожиданное вторжение мамелюкских всадников в здание Института не заставило бы его пошевелиться.

Чтение продолжалось:

— «Этот камень представляет огромный интерес для изучения иероглифических знаков, возможно, он даст нам ключ…»

— Ключ! — воскликнул Ле Жансем.

— Дверь! — возразил Форжюри, и никто не понял, говорит он о камне или обращается к Фаросу.

— В настоящий момент давайте будем довольствоваться зернами этого сокровища, — примирительным тоном сказал я.

Я беседовал с Ланкре, который принялся гладить камень, как только увидел его. Ланкре не усомнился ни на миг: мы нашли исключительную вещь, которая вылечит нас от наших неприятностей. Она одна подарит торжество всей нашей экспедиции.

— Действительно, — сказал Ле Жансем. — Сокровище… И что мы будем с этим сокровищем делать?

— Фарос, — вмешался Форжюри, — я тебя попрошу не использовать больше этот свой метод — он раздражает меня.