Жан-Мишель Риу - Тайна Шампольона

— Должен ли я из этого заключить, что вы никогда не сможете завоевать этот Восток, который так нежно любите?

Бонапарт потянул поводья своей лошади. Мы остановились. Мы были рядом с фонтаном Моисея, недалеко от Суэца, который, возможно, однажды станет мостом между Востоком и Западом:

— Иногда, — снова заговорил Бонапарт, — я прихожу к столь же сумрачным заключениям. А иногда говорю себе, что Каир, который мы удерживаем, мог бы стать столицей Восточной империи.

— Вы полагаете, что можно как-то ограничить влияние Константинополя и Великой Порты?

— Пойти по следам Александра Великого… Завоевать Дамаск, углубиться еще дальше. Да, это, без сомнения, моя самая красивая мечта…

— А если вы проиграете?

— Тогда останется победа над фараонами…

— И что же они делали здесь?

— Если мы вытащим на свет тайны их цивилизации, мы возвратим этой стране славу, в которой однажды и сами будем нуждаться. И она, возможно, не будет эфемерной.

О какой славе говорил Бонапарт? О своей или о славе Египта, который должен был вновь стать центром всего мира? Скоро я это узнаю.

Гигантский мир фараонов от нас пока ускользал. И Египет отказывался от нас. С каждым днем внутреннее положение ухудшалось, и англо-турецкий военный союзный договор, подписанный 5 января 1799 года, [93] Этот договор был подписан в Стамбуле; он оформил присоединение Англии к русско-турецкому союзу и вступление Турции во Вторую антифранцузскую коалицию, предусматривал осуществление совместных операций против Франции в Египте и на Средиземном море. играл в этом не последнюю роль. Мы были блокированы в Египте. Мы стали пленниками своего завоевания. Мы вошли в Александрию, и дверь за нами оказалась заперта на огромный висячий замок.

Мы прибыли морем, и наши корабли были уничтожены. Надежда и, возможно, даже выход из сложившегося положения находились на востоке, в Палестине. Таким образом, 10 февраля 1799 года началась Сирийская кампания, и она вроде бы соответствовала планам Бонапарта, который — в этом я уже был уверен — думал только о том, как бы закрепиться на Востоке.

Тем временем Виван Денон дошел до Асуана, но о его открытиях мы ничего не знали. Вместе с Дезэ, брошенным по следу Мурад-бея, Виван Денон все дальше углублялся на юг Верхнего Египта. Он увидел храмы Дендеры и Фив, города со ста воротами, затем Идфу. Он собирался осмотреть острова Элефантина и Фила. Ему суждено было обнаружить самое великое в своей жизни — Долину Смерти.

А мы тем временем шли навстречу чуме.

Сирийская кампания стала трагическим этапом экспедиции.

Она добавилась к потокам крови в Каире, к уничтожению нашего флота и закончилась смертоносной осадой Сен-Жан-д'Акра, где погиб Каффарелли. Она добавилась к общему хаосу экспедиции, понемногу разъединявшему людей, которые больше не понимали друг друга. Людей? Но было уже взятие Яффы, ужасам коего стал свидетелем физик Малюс. Наши солдаты убивали, насиловали, жгли, и жертвами их становились совершенно невинные люди. Простые крестьяне, женщины и дети. Были и три тысячи оттоманских солдат, которых казнили, несмотря на обещания Бонапарта. [94] У Наполеона было свое представление о нравственности и безнравственности. Он говорил: «Наибольшая из всех безнравственностей — браться за дело, которое не умеешь делать». Ему обычно вменяют в вину истребление в Яффе пленных, захваченных его офицерами с гарантией жизни. Но вот как комментировал эти события сам Наполеон в разговоре с лордом Эбрингтоном на острове Эльба: «В Яффе я действительно приказал расстрелять около трех тысяч турок. Вы находите, это чересчур крутая мера? Но в Эль-Арише я согласился на их капитуляцию с условием, что они возвратятся в Багдад. Они нарушили это условие и заперлись в Яффе; я взял этот город штурмом. Я не мог увести их с собой пленными, потому что у меня было очень мало хлеба, а эти молодцы слишком опасны, чтобы можно было вторично выпустить их на свободу, в пустыню. Мне ничего не оставалось, кроме как перебить их». Их приканчивали штыками, саблями и ножами, поскольку надо было экономить боеприпасы.

Да, уже была Яффа, от которой никто из нас не мог оправиться, но Бонапарт хотел заполучить Палестину любой ценой. И небеса оставили нас. Началась чума. Некоторые пришли к выводу, что против нас обернулись преступления в Яффе. Тогда, чтобы еще больше усилить беспорядок в нашем лагере, начался мятеж в Каире. Сострадание — а потом сила!