Юрий Кларов - Пять экспонатов из музея уголовного розыска [с иллюстрациями]

Про историю с мебельным гарнитуром Буля здесь никто и ничего не слышал.

— Разве что Гришка Беспалов что порассказать вам может, — сказал мне старик мастер. — Но навряд. Не то у него в голове. Да и где этого обормота сыщешь? Только в тюрьме.

И вот «обормот Гришка», на моё счастье, в тюрьме…

Начальник уездной милиции встретил меня как родного, рассказал об аресте Беспалова, любезно поинтересовался музейными делами и проводил до дверей КПЗ.

Нет, студент-историк не был болтуном. Хотя я и не специалист в тюремном деле и видел за всю свою жизнь лишь одну камеру предварительного заключения, у меня до сих пор нет ни малейшего сомнения, что КПЗ Василь-Сурского уезда была лучшей в Нижегородской губернии, а возможно, и во всей молодой республике. Здесь всё радовало глаз своей чистотой, вкусом, опрятностью.

И на фоне всего этого потомок великого краснодеревщика выглядел, прямо скажем, весьма неважно. Похабно выглядел. Будто мусорный бачок в картинной галерее.

Потомок Никодима Егоровича не только не вписывался в интерьер образцовой КПЗ, гордости Василь-Сурска, а просто выпирал из него грязным и сальным пятном.

Мне даже стало обидно за начальника милиции. Старался человек, нервы трепал, доставал, выбивал, пробивал. А для кого?

Для таких вот субчиков, которые не могут оценить этого, а валяются себе на пружинистых матрасах, задрав кверху ноги в грязных носках и насвистывая какой-то пошленький мотив.

Увидев меня, Беспалов зевнул, сел на койке и начал сосредоточенно ковырять в носу.

— Ну, чего скажешь? — спросил наконец Беспалов, покончив со своим носом.

— Да вот, приехал с вами побеседовать.

Я вкратце изложил обстоятельства, которые привели меня к нему в КПЗ.

— Подоить, значит, хотишь?

— Я бы назвал это иначе. Но в конце концов дело не в формулировках. Только учтите, что вы должны быть заинтересованы не меньше меня.

— А интерес-то мой в чём? На свободу, что ль, меня выпустят или как?

— Я имею возможность неплохо оплатить все полученные от вас сведения.

— Чем оплатить?

— Деньгами, разумеется. Чем же ещё оплачивают?

— А что я с ними делать-то буду, с твоими бумажками? Капезуху обклеивать?

— Я не понимаю, чего вы хотите?

— Небось никогда в своей куриной жизни в капезухе не сидел?

Я объяснил ему, что сидел, причём сидел по его милости.

— Не из-за меня, а из-за Петьки Интеллигента, — уточнил он. — Из-за кореша моего. Тоже очень шляпу обожает. Вот тебя заместо его и засахарили. Но я тебя к чему про отсидку спросил?

— Представления не имею.

— А к тому спросил, что кажный, который за решёткой пребывал и небо в клеточку зырил, очень даже великолепно понимает, с чем в тюряге недостача наблюдается.

— С чем же, позвольте полюбопытствовать?

— Во-первых, жратва…

— Ну, если вам не хватает хлеба, то я, разумеется, буду рад оказать вам всяческое содействие, — оживился я. Он тупо и удивлённо посмотрел на меня.

— Ты что, недопечённый? На хрена мне хлеб? Я в Петрограде при фарте в самых шикарных ресторациях свою жизнь раскручивал, ананасы замест картошки жрал, а шампанское замест чая из серебряного самовара наяривал. Хлеб! А мякину мне не хотишь предложить?

— Ну, ежели вы рассчитываете на ананасы…

— Не рассчитываю, — сказал он. — Ананасов здеся днём с огнём не сыщешь. Потому за ананасами тебя и не посылаю.

— А зачем послать изволите? — сыронизировал я, прекрасно понимая, что выполню любое его поручение, лишь бы получить столь нужные мне сведения.

— Ты хвост не поднимай, понял? — буркнул он. — У нас с тобой дело полюбовное. Сладимся — хорошо, не сладимся — и того лучше. Я налево, ты направо, я в тюрьму, а ты в Москву. Нужен я тебе?

— Ну?

— Тогда ублажай. — Он выжидающе посмотрел на меня и, выдержав паузу, продолжал: — Вот я стерлядку кольчиком, к примеру, уважаю, балычок осетровый, чтоб в нём солнышко играло, икорку зернистую…

— А вобла не сойдёт? — вибрирующим голосом спросил я.

— Вобла не сойдёт, — убеждённо ответил он. — Не сойдёт вобла. Вобла для мастерового да босяка лакомство. А для меня — она тьфу! Так что ты уж не скупись и запоминай, что мне на язык и на душу ляжет. И про стерлядку запомни, и про балычок, и про икорку…

Меня трясло мелкой дрожью.

— Всё перечислил?

— Ишь какой быстрый! — ухмыльнулся он, явно любуясь моим состоянием. — А курить что я буду?

— Ладно. Две-три пачки махорки я куплю.

— Махорки, говоришь? А сам что куришь?

— Я не курю. И попрошу вас разговаривать со мной на «вы».