Борис Лавренёв - Гравюра на дереве

— Но у нас таких мастеров еще нет, — сказала Елена.

— И поэтому ты считаешь возможным одобрять и плодить халтурщиков и приспособленцев, которые дискредитируют наше искусство?

Не ответив на его вопрос, Елена в свою очередь спросила:

— Объясни мне, пожалуйста, чем ты так восхищен в этом произведении?

Художественные девушки и обыватели придвинулись вплотную. Видимо, их заинтересовал спор.

—Хорошо! — сказал Кудрин. — Об этом я думал вчера и повторю тебе сейчас. Я сравниваю эту вещь неведомого художника с вещами художников весьма маститых и широко известных по околачиванию порогов в передних всяких руководящих органов и товарищей, которые выпрашивают заказы и подрабатывают. Все они до мозга костей «гражданины», все, как мумия бальзамом, пропитаны революционным мировоззрением и «диалектическим материализмом», хотя понимают в нем меньше, чем свинья в апельсинах. Они тебе в течение месяца отшлепают на саженном полотне что твоей душе угодно. Расстрел так расстрел, заседание так заседание, борьбу за что угодно или против чего угодно, лишь бы исправно платили. И все это пишется без всякого соприкосновения с натурой, по плохим фотографиям, наспех, с великолепным презрением к серости заказчика, который в искусстве «ни бе ни ме» и слопает все, что ни подадут проворные попутчики... И вот — эта гравюра. Ее автор наверняка не обивал ничьих порогов и ни в чем не клялся. Сидел над досками, не разгибая спины, может быть — впроголодь, но работал честно и правдиво..

А откуда это тебе известно? — сухо осведомилась Елена.

— Вижу по качеству работы... Все же я был художником,— с внезапной горечью ответил Кудрин, — и вот то, что я увидел здесь, поразило меня. Я знаю, что по духу автор этой гравюры чужд нам, даже, возможно, открыто враждебен. Но посмотри, с каким настоящим пафосом и силой он выразил безысходную обреченность свою и своего класса. Тупик, и за ним только пропасть, только эта зловонная глубина канала. Выхода нет!.. В этом творческом взлете, в яркости передачи внутреннего движения человеческой души, мысли, в концентрации чувства и есть подлинное искусство. Вот .почему я ставлю эту глубоко чуждую мне всем своим направлевещь выше всех вот этих грошовых «октябрин в клубе», «Калинычей на родине» и прочего ремесленничества. Здесь искусство — там малярство.

Одна из художественных девушек с рыжей челочкой на лбу захлопала в ладоши. Кудрин обернулся.

— Здесь, гражданка, не театр... Держите ваши эмоции при себе, — сказал он, покраснев.

Елена смотрела на него с обидным сожалением.

— Зашился, Федор! — протянула она не то с досадой, не то с удивлением. — Едем лучше домой. Больше здесь смотреть нечего, а сговориться мы не сговоримся. Как бы твои теории не довели тебя до плохого.

— Ладно, поедем, — ответил Кудрин, остывая.

Они прошли мимо шептавшихся девушек и стали спускаться по лестнице, Вдруг Кудрин остановился:

— Подожди меня минутку в машине, Елена. Я сейчас...

— Что ты еще затеял? — спросила она уже тревожно.

— Пустяки! Один вопрос...

Он взбежал по ступеням обратно и подошел к кассирше.

— Простите за беспокойство... Какая цена номера триста шестьдесят девять? Автор Шамурин.

Мысль приобрести эту гравюру пришла ему в голову совсем неожиданно, пока он спускался к выходу. Зная, что цены на современные картины и гравюры невысоки, он подумал, что не сделает никакой бреши в бюджете, приобретя вещь, которая украсит его пустой кабинет.

Кассирша предупредительно открыла каталог с отметками цен, перелистала его и подняла на Кудрина блеклые глаза человека, обиженного жизнью и осужденного на тоскливое сидение .за столиками выставок. Видимо, сама удивляясь непредвиденному обстоятельству, она робко сказала:

— Извините, гражданин!.. Не продается!

— Как не продается? Почему? — опешил Кудрин.

— Не знаю... Вот написано: «Не продается. Собственность художника».

Кудрин помолчал секунду, соображая.

— А адрес художника вам известен?

Кассирша открыла лежавшую слева от нее ученическую тетрадку, порылась в ней и, наконец, назвала Кудрину глухой переулок в конце Мойки, там, где над нефтяной радугой воды, в течение столетий, могучей дугой выгнулась великолепная арка Деламота.

Кудрин записал адрес и сбежал вниз.

Что у тебя там? - встретила его Елена.

Курьезная история, - ответил он, я хотел приобрести эту гравюру, но вопреки ожиданию она не продается.

Ку-пить??? Да ты совсем свихнулся, Федор. Право, тебя надо вздрючить. Картинками задумал украшаться? И какими!.. Зачем?