Луи Жаколио - Затерянные в океане

– Это было весьма неблагоразумно, – заметил Гастон. – Если бы он представился генерал-губернатору как капитан дальнего плавания, дело могло бы уладиться мирным образом.

– Рассказывай! – иронически улыбнулся молодой Кванг. – Капитан дальнего плавания, командующий, однако, броненосцем и грозящий сжечь целый город!

– Твоя правда, я не учел этого последнего обстоятельства, – сказал Гастон.

– Заметьте, – вставил Лао Тсин, – что без этого смелого и неожиданного поступка, нашему уважаемому другу не миновать было бы трюма «Бдительного», который и отправил бы его с товарищами обратно в Новую Каледонию! Это было счастливое вдохновение, которое нашло на Уолтера Дигби. Благодаря ему мы теперь все-таки на свободе и можем обдумать наше положение. И если на вас слишком приналягут, то и мы можем принять экстренные меры.

– Это правда, но…

– В моих кладовых хранится более чем на миллиард золота, скопленного веками и принадлежащего обществу; а у кого в руках золото, тот не может сам попасть в чужие руки.. У меня возникла одна мысль, которую, впрочем, следует обдумать, прежде чем сообщить ее вам. В ожидании же этого вы, мой друг, передайте пока команду над «Гудзоном» бравому Дигби, а сами поселитесь, вместе с господином де Ла Жонкьером, у меня в Уютном Уголке, где вы будете в полной безопасности: у меня там есть такие потайные уголки, которых вся яванская полиция не в состоянии открыть. Это именно те убежища, в которых проводили свой досуг прежние Кванги, ваши предшественники, дорогой мой Бартес, когда им нужно было исчезнуть на некоторое время из среды их верных слуг и друзей.

– В самом деле? – спросил Бартес, заинтересованный тайнами загородного дворца банкира. – Но я не хотел бы разлучаться с моими товарищами.

– Вы более не принадлежите себе, мой друг: не забывайте, что вы глава многочисленного общества, которое нуждается в вас и которому вы обязаны служить. Личные симпатии ваши поэтому приходится пока отложить в сторону. Доверьтесь мне во всем, что касается вас лично, и не беспокойтесь о других. С американцами, например, можно разорвать все отношения: с нынешнего же вечера они будут рассчитаны самым щедрым образом и по первому сигналу могут уйти, так что в случае визита на суда каких-нибудь судебных или иных властей – на них не окажется ни души! Вы увидите потом, что нам иначе нельзя действовать, как только таким путем. Что касается вас, то в этот же вечер наглухо закрытый экипаж увезет вас отсюда в Уютный Уголок, равно как и ваших товарищей – Лу, Кванга и Чанга.

Бартес должен был согласиться с доводами осторожного банкира и решился исчезнуть на некоторое время, раз это было так необходимо. Когда же все уляжется и утихнет, он намеревался сложить с себя высокое звание Кванга, к которому не чувствовал особенного влечения, и возвратиться инкогнито во Францию, чтобы восстановить свою честь и потребовать строгого ответа от своих врагов. Его наследник, которому он передаст при жизни свою власть, уже давно был выбран им: кто более банкира Лао Тсина достоин был этого сана, так как кто лучше него знал дела общества, заведуя его финансовой частью?

В то время как эти мысли проносились в уме Бартеса, в комнату вошел Саранга доложить, что яхта готова к отплытию и что дело только за последними приказаниями банкира.

– Ли Ванг с его спутником уже на яхте? – спросил Лао Тсин.

– Нет еще, но они сейчас будут там, и с ними какой-то третий пассажир». Должен я, господин, принять его?

– Кто он такой?

– Я его не знаю, но, кажется, это тот самый француз, который был у вас вчера в Уютном Уголке. Он объявил, что непременно Должен ехать с маркизом, почему я и счел за лучшее сказать об этом вам.

– Ты хорошо сделал.

– Так он может ехать?

– Может, но если какая-нибудь опасность будет грозить его жизни, ты употребишь все усилия, чтобы спасти его. Понял?

– Понял, господин.

– Теперь можешь идти и сказать капитану, чтобы он отправлялся в путь. Счастливой дороги и скорого возвращения!

Совсем уже ночью яхта тронулась в путь, и Лао Тсин долго наблюдал за ней в бинокль со своей террасы, пока она не скрылась из виду. Банкир думал: «Я послал его на смерть, но имею ли я право на это?» Через несколько минут он, однако, ответил сам себе с уверенностью: «Имею! Он двадцать раз заслужил участь, которая ожидает его, – он, этот жадный, честолюбивый, без малейшего благородства в душе человек, готовый продать нас всех за горсть золота! Чего хорошего мы могли ждать от такого человека, если бы он сделался Квангом? Полнейшего уничтожения нашего общества!.. Да, мягкость в этом случае была бы преступлением! Пусть он идет навстречу своей судьбе!»