Луи Жаколио - Затерянные в океане

Если бы он тотчас же выполнил это решение, не теряя ни одной лишней минуты, то избежал бы опасных последствий затеваемого против него иска; но есть такие моменты в жизни, когда самые элементарные правила благоразумия, предписываемые человеку природой, совершенно ускользают из его памяти. Отвлеченный погребальными церемониями, которым Ли Юнг и Ли Ванг как истые китайцы усердно предались, Бартес, не имевший еще в руках должного удостоверения своей личности, отложил на завтра предложение следственному приставу полюбовной сделки, – и это была первая его ошибка: завтрашний день оказался неприсутственным, и следственного пристава нельзя было найти в его конторе; таким образом Бартес потерял двадцать четыре часа, тогда как не должен был бы терять ни одного часа.

В тот же день вечером Кролик постучал в дверь каюты Бартеса и, войдя, сказал, что Ланжале желает видеть адмирала, чтобы доложить ему о некоем деле, не терпящем отлагательства.

– Пусть войдет сюда, – отвечал Бартес.

Ланжале вошел с добродушным видом и тотчас жег начал изложение дела со свойственной ему оригинальностью выражений.

– Я его теперь вижу, господин командир, и теперь вижу, как это онбудто бы занят рассматриванием катафалка, а на самом деле не пропускает без внимания ни одного уголка на палубе судна, – спросите об этом хоть Порника… Хитрая лисица, господин командир, честное слово!

– Что у тебя за манера говорить, мой бравый Ланжале?! – воскликнул с улыбкой Бартес. – О ком ты это?

– Все о нем же, господин командир, о том субъекте, который в Нумеа называл себя де Сен-Фюрси… Вам известны предложения, которые он там делал мне… Ну так вот этот самый субъект теперь здесь!

– Ты мне, правда, говорил об этом де Сен-Фюрси, но только, помнится мне, не о предложениях, которые он тебе делал.

– Да, ваша правда, господин командир, ваша правда: о предложениях я говорил только Порнику и господину Фо… Извините мою забывчивость, господин командир!

– Ну, хорошо… Но в чем же дело, по-видимому, так сильно тревожащее тебя?

– Простите меня, господин командир, но я с удовольствием бы задал хорошую встряску этому господину. Это, видите ли, большая шельма, которая сует свой нос всюду, где ему не полагается! Кажется, довольно было бы того, что он предлагал мне в Нумеа и что я сделал вид, будто принимаю, хотя в душе своей я готов был каждую минуту взять его на буксир и отправить в страну белых медведей, откуда никто, говорят, целым не возвращался… А теперь опять видеть его физиономию и как он, под предлогом отдания чести скончавшемуся господину Фо, в сущности все высматривал на нашем судне, не оставляя в покое даже верхушек мачт. Видеть все это, господин командир, – это, право, последнее дело, и не будь я Парижанин Ланжале, если воздержусь и на этот раз от желания хорошенько угостить господина де Сен-Фюрси по заслугам!

– Ладно, милейший мой, ладно! Но ты, однако, забыл одну вещь…

– Какую, господин командир?

– Да самую простую: чего хотел от бравого Ланжале этот субъект? Я ведь не знаю ничего об этом!

– Ах, это! Да, да! Извольте, господин командир, извольте сейчас все скажу вам! Он мне предлагал имение, все хозяйственные принадлежности к нему, денежный аванс, – словом, золотые горы, – и все за то только, чтобы я сообщал ему письмами и депешами о тех местах, где мы будем с китайцами после бегства с Новой Каледонии, а в особенности о месте, куда отправится покойный господин Фо и его товарищи… Ну, я сказал, что соглашаюсь, потому что у меня, господин командир, была на это своя политика. Ведь не согласись я, как и другие, на его уговоры, а обругай его хорошенько, что бы из этого вышло? Надо же было кому-нибудь согласиться!

– Это все?

– Как есть все, господин командир.

– Странно, очень странно! – сказал Бартес после нескольких минут размышления.

Продолжение разговора. – Ланжале и Порник. – Немного рискованный план. – Карт-бланш обоим. – Имена, пахнущие полицией. – «Беседа по душам» с Гроляром.

– Да, это очень странно! – повторил еще раз Бартес, недоумевая о причинах, побуждавших полицейского сыщика Гроляра следить за ними: покойный Фо, рассказав своему наследнику о том, как он возвратил скипетр Хуан-ди его законным обладателям, почему-то умолчал о похищении им «Регента», составлявшего собственность французской короны; что «Регент» потом был подарен им императрице Нан Ли, об этом Бартес также ничего не знал»

– Мне непонятно, – продолжал он затем, – почему этот Гроляр, или де Сен-Фюрси, будучи правой рукой генерального прокурора в Нумеа и зная о намерении китайцев бежать, не сообщил ему об этой тайне.