Луи Жаколио - Затерянные в океане

Стефания столько раз слышала от отца о проделках бывшего кассира с его кассой, которой он будто бы пользовался для игры на бирже, что уверовала наконец в виновность Эдмона Бартеса. Ее мать, уступая настояниям мужа, тоже не противоречила больше ему. Осужденный или оправданный, Бартес не мог уже больше рассчитывать на руку Стефании, для которой, вследствие этого, бывший кассир ее отца не представлял уже теперь никакого интереса.

В семьях с колоссальным состоянием, основанным на коммерции, оказывается нередко такая же необходимость заключать браки по расчету, как и в домах влиятельных особ. Жюль Сеген был теперь единственным человеком, в совершенстве знавшим многочисленные деловые операции банкирского дома Прево-Лемер, и потому он должен был жениться на дочери главы этого дома: необходимо было передать все дела человеку молодому, со свежими силами, чтобы дом так же незыблемо стоял в будущем, как и в прошлом.

Итак, Стефания без всякого принуждения согласилась выйти за Сегена, который отлично играл свою роль с тех пор, как в подробности изучил характеры матери и дочери.

Поль, старший сын банкира, искусно уклонился от присутствия на свадьбе сестры, где он должен был бы притворяться, выказывая к зятю расположение, которого у него не было: он воспользовался предложением одного капитана спаги [6]отправиться в Алжир и уехал в Африку, откуда не было возможности скоро вернуться в Париж.

За несколько дней до отправления Эдмона Бартеса в Новую Каледонию, когда его перевезли уже в Рошфор, один из караульных, проявлявший к заключенному особое расположение, принес ему однажды небольшую булку и знаком дал понять, что в ней скрыто нечто такое, что будет для него очень интересно.

Оставшись один, – его товарища по заключению успели уже отправить в Кайенну, – Эдмон разломил булку и нашел в ней письмо.

И удивление, и волнение овладели им… Кто это не забыл еще его и пишет ему?.. Во всяком случае, не отец: старый генерал, Узнав, что сына его перевезли в Рошфор, приехал туда сам и виделся с ним каждый день.

Бартес развернул письмо и взглянул на подпись. Там означено было следующее: Бывший служащий Французского государственного банка X . Y . Z . 306.

Письмо, заключавшее в себе шесть страниц, было следующего содержания:

Милостивый государь!

Человек, сочувствующий вам, желает довести до вашего сведения некоторый факт, а именно:

15 мая, находясь при отправлении своих должностных обязанностей во французском банке, за несколько минут до 8 часов утра я увидел входящего к нам молодого человека, Альбера Прево-Лемера. С обеспокоенным лицом, взволнованный, он спросил меня, не отправлены ли еще рассыльные с требованиями по их назначению, и, получив отрицательный ответ, вздохнул с заметным облегчением; затем спросил еще, кто заведует рассылкой требований по Фридланскому кварталу. Как раз этим кварталом тогда заведовал я, о чем и сообщил ему, не видя никаких секретов в этом, обстоятельстве. «Это очень кстати, – сказал молодой человек, – так как я принес деньги, пятьсот тысяч франков, по требованию на имя Прево-Лемер и компании, подписанному главой этого банкирского дома. По чисто личным причинам мой отец не желает, чтобы этот документ был формально предъявлен в его банк, и уполномочил меня внести должную сумму сполна. Надеюсь, что вы не откажетесь сейчас же получить ее?»

Я не отказался и получил эти деньги, заметив только, что подобные получения нарушают отчасти порядок, установленный в банке, но что ввиду внушительности уплачиваемой суммы нарушение порядка в данном случае можно еще допустить. Взглянув на билеты, я удивился, что они принадлежат к серии «С 306-371-В 12-3-89 В» и находятся в том же самом порядке, в каком лежали в банке у нас, до отправки их в банкирский дом Прево-Лемера для уплаты по требованиям на 15 мая.

Не знаю, по какому побуждению, но я тогда же записал на память для себя цифры первого билета серии и теперь посылаю их вам: они помогут, в случае надобности, дойти последовательно до цифр остальных 499 билетов, полученных мной тогда в уплату. Затем Альбер Прево-Лемер попросил у меня перо и пока он что-то писал, я случайно посмотрел ему через плечо. Каково оке было мое изумление, когда я увидел, что к подписи своего отца, стоявшей на документе, он приписал слово «сын»!

Молодой человек так был занят своим делом, что совсем не заметил моего, может быть, нескромного любопытства и, возвратив мне перо, торопливо ушел, позабыв даже проститься и поблагодарить меня за услуги.