Николь Апсон - Печаль на двоих

— Вы действительно имеете в виду то, что сказали? — воскликнула Джозефина едва ли не с ужасом.

— Господи, я знала, что все испорчу, сколько бы раз я это ни репетировала.

— Не беспокойтесь, Марта, где ж найти идеальные слова, чтобы обратиться ко мне с просьбой предать того, кто нам обеим дорог? Ну по крайней мере мне дорог.

— Конечно, Лидия мне тоже дорога, но все не так просто. Вы не понимаете.

Охваченная паникой, Джозефина ответила Марте гораздо резче, чем хотелось бы.

— Не смейте говорить со мной покровительственно! Почти два года на моих глазах Лидия пыталась прийти в себя после того, как вы разрушили ее жизнь. Так что я понимаю все, что мне надо понимать.

— А вы, случайно, все это не романтизируете? Я уверена, что, если бы ее карьера была в последнее время успешнее, она бы перенесла мое отсутствие намного легче. — Марта вздохнула. — Простите, я, конечно, не имею права осуждать Лидию, и то, что я сказала, — безобразно.

— Хотя в некотором роде и справедливо, — улыбнулась Джозефина, и обстановка сразу несколько разрядилась. — Я тоже прошу прощения, Марта. Я просто ничего подобного не ожидала.

— Я понимаю. И я не ожидала.

— Вы меня почти не знаете. Когда мы с вами познакомились, вы переживали страшные потрясения, а я случайно оказалась рядом. Я понимаю, почему это тогда для вас было важно. Но мне кажется, сейчас вы в плену иллюзий, что должны в конце концов осознать.

— А кто теперь говорит покровительственным тоном? Послушайте, я и так сказала больше того, что хотела, — призналась Марта. — Я ведь собиралась просто отдать вам вот это. — Она полезла в сумку и вынула из нее конверт. — В последние месяцы я вела дневник. Думала, это поможет мне примириться с тем, что произошло, а потом вдруг осознала, что часто пишу в нем о вас. Я бы хотела, чтобы вы его прочитали.

Джозефина открыла конверт и заглянула внутрь. При свете уличного фонаря она увидела пачку тонких голубых листков, исписанных характерным почерком Марты.

— Возможно, мой дневник лучше объяснит то, что я сейчас пыталась вам объяснить. Я понимаю, что мое неожиданное появление вас шокирует. Но неужели вы искренне считаете, что дело только во мне одной? Неужели это плод моего воображения, что, сложись обстоятельства по-другому, и между нами тоже все могло быть по-другому?

Джозефина задумалась, пытаясь найти честный ответ на этот вопрос, и ее замешательство явно приободрило Марту.

— Джозефина, пожалуйста, подарите мне неделю — неделю вашего времени. Прочитайте и подумайте — это все, о чем я прошу. В следующую пятницу я буду в «Прюнье», и если вы ответите «нет», я не стану оказывать на вас давление и больше никогда не буду вас беспокоить.

— Если я отвечу «нет», как это скажется на Лидии?

— «Если»? — подняла брови Марта, и Джозефина мгновенно залилась краской, сообразив, что своим вопросом дает ей определенную надежду. — Я не могу думать о Лидии, пока не получу от вас ответа. — Джозефина хотела возразить, но Марта протестующим жестом ее остановила. — Простите, если сказанное мной покажется резким, но мне сорок четыре и я уже не в том возрасте, когда можно растрачивать время на благодеяния — пусть даже при этом к черту летят доброта и сочувствие. Если последние месяцы моей жизни чего-то и стоили, то лишь потому, что они дали мне возможность честно задуматься о самой себе и о том, чего именно я хочу. Огромная часть моей жизни растрачена впустую, и, боюсь, из-за этого я стала эгоисткой. — Она наклонилась к Джозефине и нежно поцеловала ее. — Если вы не придете, я пойму, какое вы приняли решение.

Марта подошла к такси и открыла дверцу Джозефине, но та, прежде чем сесть в такси, задержалась.

— А откуда вы узнали, что я в городе?

— Я увидела вас в магазине, когда вы делали покупки, и пошла за вами следом.

— Значит, это вы прислали мне гардению, — сказала Джозефина, все еще ощущая терпкий запах духов Марты.

— Да. Я подумала: лучше уж так, чем просто явиться ни с того ни с сего.

— Надо было бы приложить к ней записку с вашим именем.

— Я думала, этого не требуется, — тихо промолвила Марта. — Похоже, я уже знаю, каков будет ваш ответ.

Когда такси остановилось перед Новым театром, Джозефина, все еще не оправившись от смущения, щедро расплатилась с водителем и успела занять свое место как раз к началу бала у Капулетти. И декорации, и костюмы были сделаны по эскизам Леттис и Ронни, что придавало спектаклю зримую целостность, которой славились все их работы. С узкой полоски неба на заднике струился солнечный свет и тепло, а свисавший с колосников серпантин придавал сцене праздничный вид. В центре сцены красовался балкон. По ходу спектакля быстрой переменой декораций и освещения сцена превращалась то в сад, то в келью монаха, то в спальню Джульетты, то, позднее, в склеп, а яркие поначалу тона костюмов, отражая смену настроения пьесы, постепенно сменились на тусклые, а потом неизбежно — на черные.