Филипп Ванденберг - Дочь Афродиты

— Но не только это мешает мне спать, — продолжила Дафна. — Мне приснился жрец, которому я отдалась во время мистерий. Он опять хотел меня. Только в этот раз у него был не олисбос. Он пытался выпустить в меня персидскую стрелу. И как я ни крутилась, мне не удалось сомкнуть ноги. Жрец натянул лук и прицелился, а Мелисса, бросившаяся ко мне, закрыла меня своим телом, и… стрела попала ей в спину.

Мегара была явно озадачена.

— Над этим сном стоит задуматься, — сказала она после небольшой паузы.

— Наверное. Ведь афинские философы утверждают, что наши сны содержат высшую истину. — Дафна вздохнула.

— Конечно, — согласилась с ней Мегара. — И многие толкователи снов живут за счет этого.

Дафна поднялась.

— Мне не нужен толкователь, чтобы понять истинное содержание этого сна. Я думаю, что этим и объясняется загадочная смерть Мелиссы.

— Ты считаешь, что стрела предназначалась не Мелиссе, а тебе?

— Да, — спокойно ответила Дафна. — Убить хотели меня.

Мегара улыбнулась.

— Но, дитя мое, кому во всей Аттике нужно было убивать тебя? Да еще на поле брани?

— Элевсинскому жрецу. — Дафна смотрела на Мегару твердым взглядом, надеясь, что та не рассмеется и не скажет: «Дитя мое, твое сознание помутилось. Думай о чем-нибудь хорошем. Только не говори такую несуразицу».

Мегара молчала. Она ждала объяснения.

— Я встретила этого элевсинского священника не впервые, — продолжала Дафна. — Под Марафоном, беспомощно бродя по полю битвы, я увидела в тусклом свете луны двух мужчин. Один из них был варвар. Он привел своего спутника, грека, к тайнику, где персы закопали военную добычу. Едва варвар успел показать греку место, как тот заколол его, подкравшись сзади. Я хотела убежать, но стояла как вкопанная, не в силах сдвинуться с места. Тут эллин и заметил меня. Он не знал, видела ли я его подлый поступок и тайник с драгоценностями. На всякий случай он пытался убить и меня. Я избежала его расправы только благодаря тому, что он споткнулся о лук. Когда он упал на землю, от факела, который был в руке грека, загорелась трава и его одежда. Так мне удалось убежать. Я думала, что священник погиб в огне, но он, по-видимому, выжил и прокрался к нашей палатке. Подслушав наш разговор с Мелиссой, он потом выстрелил, но попал не в меня, а в нее.

— И с этим человеком ты встретилась в Элевсине…

— Еще хуже. Я была его Корой.

Мегара всплеснула руками и с горечью произнесла:

— О, боги Греции! Как несправедлива судьба! — Пристально посмотрев на Дафну, она спросила: — А ты уверена, что это был именно тот человек?

— Так же, как в том, что я Дафна, дочь Артемида из Митилини. На его лице были следы от ожогов.

— А он тебя узнал?

Дафна пожала плечами.

— Когда я его увидела, то потеряла сознание.

Стараясь утешить ее, Мегара погладила девушку по волосам.

— Испытаний, выпавших на твою долю уже в юные годы, другим за всю жизнь не доведется пережить. Юный Эсхил, [33] Эсхил (ок. 525–456 гг. до н. э.) — древнегреческий поэт-драматург, «отец трагедии». которого ты, конечно, не раз видела здесь и который иногда находит красивые слова, сказал однажды: «Тот мудр, кто пред судьбою преломит колено…»

Дафна кивнула.

В дверь просунулась голова рабыни, которая доложила, что баня готова. Мегара сказала, что им нужно торопиться, чтобы еще до полудня успеть в ателье Главка.

Литейщик Главк слыл гением. Его скульптуры из бронзы были настолько похожи на живых людей, что ходили слухи, будто он покрывает бронзой живые модели.

До этого Главк, который был родом с острова Эгина, отливал в бронзе только фигуры мужчин. Во-первых, чувственный скульптор больше любил мужчин, чем женщин. Во-вторых, его заказчиками были в основном богатые юноши, снискавшие лавры победителей на олимпийских играх. В знак благодарности святилищу какого-либо божества, которому они дали торжественное обещание, олимпионики дарили бронзовые скульптуры, изображавшие их в позе победителей.

Теперь же Главку предстояло отлить бронзовую фигуру Афродиты, подарок для дельфийского святилища, и ему с самого начала было ясно, что богиня с острова Кипр, рожденная из пены, должна выглядеть не так, как ее статуя из паросского мрамора. Главк видел в ней скорее детское, чем материнское начало, и поэтому попросил привести в свое ателье семь девушек, принимавших участие в элевсинских мистериях, чтобы выбрать из их числа модель.

Слегка полноватый скульптор был одет в дорогой финикийский хитон с пурпурной оторочкой. Его руки украшали золотые браслеты, а волосы были коротко подстрижены, как у раба, но не ради щегольства, а для того, чтобы плешь на голове была менее заметна. Главк принимал каждую девушку отдельно. Скрестив руки и пританцовывая вокруг гетеры, он внимательно рассматривал ее с головы до ног, прикладывал указательный палец к губам и говорил все время одно и то же: