— Вылезайте оттуда.
Гобелен на стене позади него сдвинулся, и из широкой ниши вышел дон Арно в сопровождении двух вооруженных охранников.
— Необходимо отправить два срочных сообщения, — сказал король. — И лучше вам отправиться самому, Арно. На рассвете вы поедете на север и передадите наши приветствия и письмо епископу Жироны.
Фернандо вышел из дворца, вскочил на коня и на бешеной скорости поскакал в предместье Барселоны, где он спешился около входа в большой дом и ворвался внутрь, сопровождаемый задыхающейся свитой. Дон Перико де Монтбуй и розовощекая молодая женщина сидели, уютно устроившись, в главной комнате за кувшином вина. Они вскочили на ноги. Молодая женщина бросила взгляд на лицо Фернандо, все еще белое от гнева, поклонилась и торопливо покинула комнату. Дон Фернандо повернулся к Монтбую.
— Почему вы не сказали мне, что эта сука снова беременна?
— Я не знал, ваша светлость.
— Вы не знали! Это знает каждая служанка и распутная девка во дворце, а вы не смогли узнать.
— Это так важно? — неосторожно спросил дон Перико.
— Это ключевой момент, идиот. Мы должны сделать так, чтобы мой брат остался без охраны, и немедленно начать действовать. Его надо прикончить до того, как он успеет завести еще одного сына.
Дон Томас де Бельмонте наконец добрался до дворца в Барселоне, измученный жарой, утомленный и в крайнем раздражении. Пять или даже больше часов дороги из Жироны, и уставший, взмыленный, еле дышащий Арконт споткнулся и захромал. Так они и закончили путешествие — еще пять или шесть часов, — двигаясь бок о бок медленным шагом, как старые друзья, которыми они и были. После длинного и сложного обсуждения превосходства одной припарки над другой и важности в этом случае особого питания он передал седло и заботу о коне своему конюшему и вошел внутрь дома, чтобы вымыться и переодеться для визита к королеве.
Освободившись от дорожной грязи и пыли, немного удовлетворив жажду и голод, Томас решительно направился в покои доньи Элеоноры. У него было тяжело на сердце и в душе скребли кошки; он скорее предпочел бы пешком дойти до Жироны и вернуться назад, чем сказать ее величеству, что ее главная придворная дама исчезла. Бедный Томас! Этот прекрасный пост у доньи Элеоноры обеспечили ему знатная фамилия и приятная улыбка, а не хорошо подвешенный язык, и теперь он понятия не имел, как сообщить ей такие новости. Что он должен ей сказать? Он, Томас, не знал, что донья Санксия умерла. Он не видел ее тела; он не собрал надежных сведений относительно ее смерти. Кроме того, он понятия не имел, что сказала донья Санксия ее величеству относительно своего недельного отсутствия.
Во время долгой езды до Барселоны Томасу пришло на ум, что в последнее время донья Санксия довольно быстро вышла из милости, и уже не так активно участвовала в исполнении замыслов ее величества, как раньше. Он должен был понять еще несколько недель назад, что ее выбор был слишком странным для такой особой и щекотливой миссии. И обращаясь к сочувствующе слушающему его Арконту, он высказал предположение, что совсем не ее величество отдала донье Санксии приказ похитить инфанта Йохана.
Если донья Элеонора хотела переправить инфанта Йохана в более безопасное место, почему она не попросила его об этом сама? И почему якобы ее величество сказала донье Санксии, что он не должен ничего говорить ей об этом предприятии? «Для сохранения тайны», как сказала донья Санксия. В тот момент любой юнец заподозрил бы, что приказ поступил не от ее величества. Только не тот, кто влюблен. Только не глупец Томас де Бельмонте. И теперь, когда у него было время все обдумать, в его душе шевельнулся червь подозрения, подтачивая его веру в огненные волосы и изумрудные глаза. Он был зелен, глуп и легковерен, как новорожденный младенец. Его обманули. От этой мысли он покрылся холодным потом. Арконт кивнул, явно соглашаясь с ним, и храбро захромал дальше.
Стоя в прохладном, широком дворцовом коридоре, Томас начал подыскивать слова, чтобы попросить прощения, — не за участие в прерванном похищении, для этого было не время, — но за его отсутствие без уведомления или разрешения. Если он не был нужен донье Элеоноре, она бы этого и не заметила. Если он был нужен, то все ее добродушие исчезло бы во вполне заслуженном взрыве ее сицилийского горячего нрава. Он задрал подбородок и повернул за угол.
— Дон Томас! — В голосе из-за открытой двери слышались раздражительность и требовательность. Команда, произнесенная этим тихим голосом, была рассчитана только на его уши, но была произнесена так, что ее невозможно было проигнорировать. Дон Перико де Монтбуй вышел в коридор.
Читать дальше