Клод Изнер - Мумия из Бютт-о-Кай

Он осмотрел кухню, заметил вафельное полотенце, висевшее на оконном шпингалете, потянулся к нему, но передумал. Вытер руки носовым платком, аккуратно взял полотенце и положил в бумажный пакет, который достал из кармана пальто.

— Когда ты прекратишь таскать мне полузадушенных мышей? Вот место для твоих охотничьих трофеев!

Таша брезгливо взяла мышь за хвост и, бросив в мусорное ведро, поспешно закрыла крышку. Кошка отчаянно мяукала, требуя вернуть добычу, но Таша вымыла руки и вышла, заперев кошку на кухне. Потом надела строгую черную кофточку с высоким воротником и воланами на рукавах и юбку синего бархата. Ей нравилась сдержанность этого наряда: в нем проще будет пресечь ухаживания Мориса Ломье. А что до него… Если бы только она могла о нем не думать!

Утром Виктор сообщил ей, что сможет прийти в кафе «Прокоп» только когда закроется книжная лавка, и добавил:

— Я понимаю, как тебе хочется пойти туда. Ты иди, не дожидайся меня — встретишься с друзьями, насладишься атмосферой искусства…

Таша с нежностью погладила подаренное мужем колечко с аквамарином, которое никогда не снимала. Надев пару кружевных перчаток, новую шляпку, украшенную черешней, и шерстяное пальто, заперла дверь квартиры. Мастерская в дальнем углу двора манила ее, словно шепча: «Куда ты собралась? Иди лучше сюда. Твоей картине скучно. Ей хочется, чтобы ты ее завершила».

Стараясь не поворачивать голову в ту сторону, Таша быстрым шагом пересекла двор.

С мольберта на нее с едва заметной улыбкой смотрел Виктор. Она начала писать его портрет, когда ей надоели аллегорические сюжеты и иллюстрации к «Эмалям и камеям» Готье. Она работала увлеченно и вдумчиво, как всегда, стремясь постигнуть внутренний мир того, чей портрет писала, и передать свои впечатления зрителю. Это было нелегкой задачей, но Таша не сдавалась. В данном случае она пыталась передать противоречивую натуру Виктора — его мужество и ранимость, энергию и медлительность, дружелюбие и почти непреодолимую властность.

Чистый прозрачный воздух, блекнущие краски, возвещающие о приходе осени… Легкой походкой Таша прошла по улицам Фонтен и Пигаль, пересекла площадь Святой Троицы и с удивлением обнаружила, что находится на улице Скриб, рядом с «Гран кафе». Она забрела не туда, куда собиралась. Перед лавкой гаванских сигар стояли, бурно жестикулируя, южноамериканцы, которые проводили ее жадными взглядами. Какой бы простой и скромный туалет Таша ни надела, она всегда привлекала мужское внимание, и это ее сердило. Она взяла экипаж. Угрызения совести терзали ее, словно злобные гарпии.

«Ты лицемерка! — говорила она себе. — Утверждаешь, что обожаешь мужа, но стоит ему выйти за порог, как бежишь на выставку якобы для того, чтобы поддержать коллег, хотя на самом деле хочешь видеть его ! Ты одержима мыслями о нем , и тебе стоит немалых усилий удержаться от того, чтобы с ним связаться. Ты много раз видела его во сне и хотя, проснувшись, уверяла себя, что это нелепо, мысли о нем тебя не оставляют. И ведь ты не решилась открыться перед своим любимым Виктором, лучшим из мужей! Вовсе нет! Притворщица несчастная!»

Таша гнала назойливые мысли, но чувство вины не исчезало. Стоило ей узнать, что она может увидеть его , как она тут же устремилась ему навстречу. И то, что Виктор сам отправил ее на вернисаж, не оправдание.

В ней словно спорили два человека. «Еще не поздно все отменить», — подсказывал один, в то время как другой нашептывал: «Зачем отказываться от встречи? Почему бы просто не поболтать с ним о том о сем. Соблюдая приличия, оставаясь отстраненно-вежливой. Разве это преступление — поинтересоваться, как у него дела?»

Виктор старался курить меньше, но он был рад, когда ему позволили выйти для этого на улицу, пока судебно-медицинский эксперт производил осмотр тела, а полицейские методично обыскивали квартиру. Он был рад, что больше не видит несчастную мадам Пийот.

Время шло, сгущались сумерки. Виктор попросил у инспектора разрешения позвонить своему помощнику и супруге. Тот кивнул, и Виктор отправился в кафе на бульваре Сен-Жермен, но вернулся оттуда ни с чем: телефон книжной лавки был занят, а у Кэндзи и на улице Фонтен никто не отвечал. Должно быть, Таша уже в «Прокопе».

Виктор вдруг понял, что страшно проголодался, купил кулек жареного картофеля, и только потом поднялся в квартиру Тетушки. Несчастная лежала на своей кровати. Врач, который долго осматривал ее, наконец со вздохом выпрямился и, растирая затекшую спину, принялся что-то докладывать инспектору Вальми. Тот сделал Виктору знак подойти.