Кэролайн Роу - Противоядие от алчности

— Я тоже не хочу выходить за вас замуж, — сказала она. — И не потому, что вы мне неприятны, а просто…

— Тогда, наверно, вы тоже в кого-то влюблены, — сказал он уже дружелюбнее.

— Почему вы не можете жениться на той, которая вам нравится? — спросила Ракель.

— Она не столь богата, как вы, и не принадлежит к такой же семье, как вы. И она не так красива, как вы, но я думаю, что она очень милая и она любит меня. А вы — нет.

— Но как это вообще возможно? — спросила Ракель. — Мы же с вами сейчас впервые разговариваем. Но в любом случае я уверена, что этот брак не сделал бы вас счастливым.

— Что же нам делать? — беспомощно спросил Рубен. — Тетя Дина совершенно помешалась на этом браке.

— А дядя Джошуа?

— Не думаю, чтобы он очень настаивал.

— Ну вот. Я поговорю с отцом, а вы — с дядей Джошуа. Иначе эти две женщины все окончательно решат за нас, как только закончится Шабат. Я всю жизнь прожила с мамой, и очень люблю ее, но не думаю, что я хочу выйти замуж за человека, которого не знаю, и переехать к нему жить, как это когда-то сделала она.

Госпожа Эликсенда, аббатиса монастыря Святого Даниила и вышколенная дочь Церкви, а также представительница богатой и влиятельной семьи, ожидала у дверей кабинета архиепископа. Она была неподвижна и походила на мраморную статую. Рядом с ней стояли преподобная мать-настоятельница, сестра Марта и казначей таррагонского монастыря. Ее лицо было бесстрастным, но в душе она осознавала, какое сильное унижение ей придется испытать сегодня. К этому она не была готова.

Молодой паж архиепископа, поклонившись, пригласил их войти.

— Преподобная мать-настоятельница, госпожа Эликсенда, сестры, — обратился к ним дон Санчо. Женщины вышли на середину богато обставленной комнаты и склонили головы в приветствии. — Как удачно, — продолжал он, — что мы наконец смогли встретиться, чтобы поговорить о трудностях, возникших в монастыре Святого Даниила.

— Действительно, очень удачно, — несколько едко заметила преподобная мать-настоятельница. — Ваше преосвященство, госпожа Эликсенда просит вашего разрешения обратиться к вам.

Архиепископ улыбнулся.

— Госпожа Эликсенда, — наконец произнес он, — можете говорить.

Она снова опустилась на колени, потупив взор.

— Ваше преосвященство, мой грех очень велик. Я виновна в том, что не выполнила приказ вашего преосвященства сразу же, как только получила его. Могу только сказать, не извиняя, но лишь объясняя, что я поставила обычные проблемы женского монастыря превыше моего долга перед Церковью, моим орденом и вами, мой архиепископ. Я прошу ваше преосвященство поверить мне, что я никогда не потворствовала грехам сестры Агнет, а лишь ежедневно молилась о ее духовном здоровье.

— Были ли успешны ваши молитвы?

— Нет, ваше преосвященство, несмотря на все мои молитвы и увещевания, она упорствует в своем грехе.

— Возможно, Бог не желает прислушаться к непослушной монахине, — заметил он.

— Ваше преосвященство, вы очень мудры. Я не хотела проявлять неповиновение, но я проявила небрежность, не приняв должных мер.

— Это верно, — сказал архиепископ. — Встаньте, госпожа Эликсенда. Вы можете вернуться в свой монастырь. Расскажите сестрам о своей ошибке, и приступайте к своим обязанностям. За исключением дел, касающихся денег монастыря, за них будет отвечать сестра Марта. Она мудра и опытна, и я уверен, что она уже отчасти выполняла эту работу.

— Это было давно, ваше преосвященство, — ответила Эликсенда.

— И она должна дважды в год отчитываться…

Пауза была такой длинной, что все четыре монахини решили, что он забыл, о чем говорил.

— Перед кем, ваше преосвященство? — наконец позволила себе спросить Эликсенда.

— Его преосвященству епископу Жироны, конечно. — Он улыбнулся. — А сестра Агнет до суда останется здесь, в монастыре Пресвятой Девы Марии, исполняя епитимью, которую вы сочтете целесообразным наложить на нее, преподобная мать-настоятельница.

— Эликсенда, дочь моя, вы легко отделались, — сказала преподобная мать-настоятельница, как только они благополучно вернулись в стены женского монастыря и оказались одни, подальше от любопытных глаз и длинных языков.

— Вы правы, преподобная мать-настоятельница, — ответила аббатиса. Ее лицо было белым, как обрамляющее его белоснежное полотно. — Очень легко. Я была готова к худшему. Я благодарна его преосвященству, — покорно добавила она, хотя эти слова дались ей с трудом.