Джайлз Брандрет - Оскар Уайльд и смерть при свечах

Все зашевелились. Миссис Райян положила руку на плечи Констанции. Миссис Дойл сделала неуверенный шаг в их сторону, Джон Грей, выполняя просьбу Конана Дойла, принялся выпроваживать женщин из столовой.

— Разве нам не следует обратиться в полицию? — спросил Джон Грей, остановившись на пороге.

— В этом нет необходимости, — сказал Эйдан Фрейзер.

Все, за исключением Оскара, который продолжал сидеть во главе стола и застывшим взглядом смотреть прямо перед собой, начали двигаться. Когда дамы скрылись за дверью, Конан Дойл сказал:

— Давайте уйдем отсюда. — Он наклонился над столом и двумя руками осторожно взял голову, все еще накрытую салфеткой. — Идемте, Оскар, нам лучше перебраться в кабинет.

В тот момент не имело ни малейшего значения, что Оскар оказался прав: Билли Вуд был, несомненно, очень красив. Шокирующее, ужасающее зрелище являла собой отсеченная голова, но только не лицо юноши. Оно было безупречным.

— Он был точно бог, — пробормотал Оскар.

— Да, вне всякого сомнения, он был красивым мальчиком, — заметил Конан Дойл.

Сельский врач держал отсеченную голову в руках и внимательно ее изучал, как специалист по антиквариату из Британского музея, в руки которому после раскопок Помпеи попал ценный экспонат.

Голова выглядела так, словно ее откололи от мраморной статуи: четкие черты лица, гладкий лоб, высокие скулы, нос и подбородок, точно вылеплены гениальным скульптором, безупречная кожа, которая, приобретя серо-белый цвет, стала твердой и гладкой, как мрамор. Лишь одна деталь контрастировала со всем остальным и убеждала, что перед нами не муляж, а отсеченная человеческая голова — волосы, великолепные густые, каштановые пряди, зачесанные назад, словно Билли Вуд недавно побывал у парикмахера. У него были густые брови и длинные темные ресницы, как у девушки. Над верхней губой виднелся намек на первые усы.

Казалось, юноша вот-вот улыбнется.

— Он выглядит умиротворенным, — заметил я.

— Его забальзамировали, — сказал Конан Дойл.

— Забальзамировали? — спросил Эйдан Фрейзер, подходя к Конану Дойлу.

— Законсервировали при помощи химикатов, — пояснил доктор. — И очень искусно.

— А где коробка, в которой доставили голову? — спросил Фрейзер.

— В столовой, — сказал я. — Сейчас принесу.

Когда я вышел из кабинета Оскара за коробкой, то с удивлением обнаружил Веронику Сазерленд, которая стояла на лестничной площадке. Она держала в руках пальто.

— Вы уходите? — спросил я.

— Нет, — ответила она.

— Как она? — спросил я.

— Миссис Уайльд? Сильно встревожена, и ее можно понять. Она плачет. Я ищу нюхательную соль. В спальне у миссис Уайльд ничего не нашлось. — Вероника показала на свое пальто. — Но я прихватила немного с собой. В последнее время я плохо себя чувствовала. Путешествие в Шотландию на поезде оказалось очень утомительным. — Она улыбнулась мне. — А как мистер Уайльд?

— Он в шоке, — сказал я. — Ужасное событие. — Я подошел к ней. — Вероника, моя дорогая, я все еще вас люблю.

— Роберт, сейчас не время. — Она повернулась к лестнице и сделала шаг.

— Простите меня.

С горящими от стыда щеками (в те дни я был таким глупцом!) я подождал, когда она поднимется по лестнице, и пошел в столовую. Картонная коробка и оберточная бумага все еще лежали на столе, там, где сидела Констанция. Я забрал их и поспешил обратно в кабинет Оскара.

Он успел прийти в себя, стоял за своим письменным столом — знаменитым письменным столом, принадлежавшим Томасу Карлейлю [64] Томас Карлейль (1795–1881) — британский (шотландский) писатель, историк и философ. , — опирался на него кончиками пальцев и обращался к Эйдану Фрейзеру, который в одиночестве застыл в центре комнаты.

— Вы хотели получить свидетельство убийства, инспектор. Надеюсь, отсеченной головы достаточно? Царь Ирод довольствовался меньшим.

Фрейзер невесело рассмеялся.

— О да, мистер Уайльд, теперь вы получите свое расследование, вам больше не о чем беспокоиться.

Когда я вернулся в кабинет, то не заметил Конана Дойла, поэтому вздрогнул, когда он заговорил. Артур стоял в углу, в стороне от остальных, опираясь спиной о стену и продолжая держать в руках голову юноши, но теперь он поднес ее к газовому светильнику и внимательно изучал через лупу.

— Холмс бы гордился этим, — сказал он.

— Что? — резко спросил Оскар.

— Нет, — успокаивающе ответил Конан Дойл. — Не мой Холмс, Оскар. Увы, сейчас мы находимся в реальном мире. Я имел в виду доктора Томаса Холмса, отца современного бальзамирования. Во время гражданской войны в Америке ему поручили забальзамировать тела погибших солдат северян, чтобы доставить их семьям. Бальзамирование было искусством — Холмс превратил его в науку.