— Я?
— Да, вы, Роберт Шерард, мой друг, когда вы сказали мне, что решили в новом году следовать за своим сердцем, куда бы оно вас ни привело. Именно так и поступал Фрейзер, в буквальном смысле слова. В его жизни главное место занимала страсть, Эйдан Фрейзер безумно любил Билли Вуда. Прошедшие пять месяцев меня многому научили. Нет, Роберт, я не жалею, что занимался этим делом…
— Оскар, — проговорил я, откидываясь на спинку кресла с бокалом шампанского в руках и размышляя о том, наберусь ли я смелости задать ему вопрос, который давно хотел задать. — Вы так и не рассказали мне, почему оказались в доме номер двадцать три по Каули-стрит в тот день, в конце августа.
Он нахмурился.
— Я же несколько раз вам говорил, Роберт. У меня была назначена встреча с ученицей, юной леди…
— Юной леди?
— Да, юной леди, моей крестницей.
— Вашей крестницей? Я не знал, что у вас есть крестница! Неужели это правда, Оскар? Или ваша крестница еще один плод вашего необыкновенного воображения, как и ваши многочисленные тетушки?
— Моя крестница вполне реальна, Роберт, и она особенный и дорогой для меня человек. Она золотой луч солнца, полный жизни, энергии и тепла. Кроме того, она столь же талантлива, сколь прелестна. Ей всего пятнадцать, но она уже прекрасная актриса.
— Но почему же я до сих пор не видел вашей жемчужины?
— Бедняжка вынуждена скрываться. Она француженка… Да, Роберт, une jeune francaise tres belle . [112] Une jeune francaise tres belle (фр.) — очень красивая юная француженка.
Она приехала в Англию, спасаясь от отца, но он продолжает ее преследовать. Я постарался предоставить ей убежище. Нашел для нее комнату на площади Сохо, давал деньги и уроки. Учил девушку английскому и драматическому искусству! Иногда вместе с Билли Вудом. Они сверстники. Она очень талантлива и могла бы сыграть Джульетту, а он — Ромео. Вместе они смотрелись потрясающе.
— Вы знакомили ее с Шекспиром на Каули-стрит?
— Ее и Билли Вуда. Они нередко приходили туда вместе. Я пригласил Билли на Каули-стрит на очередной урок тридцать первого августа, мы часто занимались там по вторникам. Но за несколько дней до назначенного мной срока я встретился с Билли и сказал ему, что отменяю наше занятие тридцать первого, но не назвал причину. Просто сообщил, что у меня появились неотложные дела. Дело в том, что я хотел позаниматься со своей крестницей наедине. Ей предстояли слушания, и я собирался уделить ей побольше внимания. Я не рассказал о слушаниях Билли, опасаясь, что он станет завидовать, и совершил ошибку — как выяснилось, фатальную. Из-за того что я отменил урок, Билли решил, что меня не будет тридцать первого августа в доме двадцать три по Каули-стрит, и он сможет воспользоваться комнатой для совсем других целей и утех… Я не знал — не мог знать, — но полагаю, именно Билли предложил своему «дяде» устроить там свидание в тот день. У Билли, естественно, был свой ключ.
— И у Фрейзера?
— Конечно. У меня тоже. Но тридцать первого августа я отдал свой ключ крестнице. Вот почему мне пришлось стучать, чтобы меня впустили.
— Вы давали уроки вашей крестнице на Каули-стрит. Вы нашли ей комнату на площади Сохо. Однако не пригласили ее в свой дом на Тайт-стрит? — спросил я. — И не предложили жить у вас?
— Не предложил, Роберт, — сдержанно ответил Оскар, — и не без причины. Я посчитал, что просил бы слишком многого у Констанции.
— Но почему?
— Потому что семейная история моей крестницы не слишком респектабельна. Моя крестница — дочь той, кого вы бы назвали «дочерью радости».
— Простите меня, Оскар, но я потерял нить повествования.
— Моя крестница — дочь Мари Агетан.
— Но это же замечательно… — прошептал я. — Возможно, вы ее отец, Оскар?
— К сожалению, нет. Отцом ребенка является настоящий зверь по имени Бертран Рамье. Прежде Рамье был солдатом, человеком решительным и отважным, вне всякого сомнения, но после того как он покинул армию, он начал пить и стал преступником. Это произошло около двадцати лет назад, тогда ему удалось в результате каких-то грязных махинаций заполучить часть прав на мюзик-холл «Эдем» — там он и познакомился с Мари Агетан. Они стали любовниками. У них родился ребенок. А еще через некоторое время, в припадке ярости, он убил свою любовницу. В ее смерти обвинили невинного человека, которого потом казнили. Но Мари Агетан убил Рамье. Я знаю. Одиль видела, как это произошло.
— Одиль?
— Так зовут мою крестницу, точнее, звали, пока она не перебралась в Англию. Теперь она Изола и получила новое имя в честь моей сестры.
Читать дальше