Андрей Ильин - Слово дворянина

— Шагай, дохлятина!.. Рыбу-ската те под хвост!

Кобыла, привычная к более нежному извозчицкому мату, испуганно косилась глазом на нового седока, на всякий случай наддавая ходу до двух узлов.

Кое-как прискакали.

— Кажется, здесь, — сказал Мишель, дивясь тому, что Паша-кочегар за всю неблизкую дорогу ни разу не повторился в своих морских эпитетах!

— Тпру-у-у!.. Язва сингапурская, якорь те в брюхо через все переборки!.. Тпру-у-у, тебе говорю!..

Богат, хоть и однообразен язык у матросов...

— Айда за мной.

В подъезде подошли к первой же квартире.

— Только не вздумайте двери ломать, а тем паче стрелять! — предупредил Мишель.

Солдаты безразлично кивнули. Стрелять им было без интереса — чай, настрелялись на фронте за четыре года мировой войны. До одури. Мишель постучал. Подождал.

Снова постучал.

— Откройте, пожалуйста. Чрезкомэкспорт! — крикнул он, ломая язык на новомодной аббревиатуре.

За дверью завозились.

— Какой такой Чрезкомэкспорт?

— Чрезвычайная экспортная комиссия, — расшифровал Мишель.

— Чего надо-то?

— Нам бы узнать, которых из жильцов теперь нет, какие квартиры пустые стоят, — вновь на весь подъезд прокричал Мишель.

— А никого, считай, нет — в любую заходите, — крикнули из-за двери и все затихло.

— Надо было сказать, что мы из Чека, чего мудрствовать-то, — недовольно проворчал матрос. — Враз бы отворили!

Тогда верно — открыли бы. Тем более что действительно их комиссия чрезвычайная — ныне все чрезвычайные! — а про то, что она по экспорту, можно было и умолчать.

А так — не открыли. Пришлось идти за дворником.

Как ни странно, в этом доме дворник был, не сбежал — то ли не захотел, то ли некуда было. Он приоткрыл дверь, недовольно глядя на пришедших.

— Собирайтесь, будете понятым, — грозно приказал Мишель.

Дворников Мишель с некоторых пор не любил. С тех самых, как ему размозжил голову, а после пытался утопить в Москве-реке татарин Махмудка.

— Ну давай-давай, не тяни, ирод узкоглазый! — прикрикнул матрос Паша. — И не жмурься мне тут, будто рыба-камбала!

Дворник, воровато зыркнув по сторонам, стал собираться.

Возражать кочегару Паше ему даже в голову не пришло. И никому бы не пришло!

— Ежели есть запасные ключи от квартир — возьмите, — попросил Мишель.

Он знал, что жильцы частенько, отправляясь в долгие отлучки, оставляли ключи дворникам, чтобы те приглядывали за вещами, проверяли пальмы в горшках и чистили дымоходы.

— Нету у меня ключей, — угрюмо сказал дворник.

— А коли ключей нет — то топор с багром бери! — приказал Паша-кочегар.

На втором этаже долго стучали в две квартиры. Никто не открывал.

— Ломайте! — приказал Мишель.

Дворник долго возился с топором, пытаясь сунуть его в щель меж дверями, да все у него не выходило. Наконец всем это надоело.

— Отойди, нехристь! — толкнул его в сторону Паша-матрос, с силой пихнув дверь рукой. Замок жалобно звякнул и вылетел из двери. Дверь распахнулась.

Ну и силища!

— У вас все такие? — с уважением спросил Мишель. — Иде?

— На флоте.

— Не — тока в кочегарке. Там же цельный день лопатой туда-сюда машешь, за вахту скока тонн антрациту в топку перекидашь! Отсель и силушка-то.

Ну да, верно... Трудней кочегарской работы на корабле не сыскать! Тут либо сразу богу душу отдашь, либо подобен богатырю станешь.

Прошли в комнаты. Видно было, что здесь давным-давно никто не появлялся. Воздух был сперт, на мебели толстым слоем лежала пыль.

— Поглядите в правой половине, а я здесь, — распорядился Мишель.

Быстро разбрелись по комнатам, огляделись, вновь сошлись в прихожей.

— Ну что?

— А ничегошеньки! — махнули рукой солдаты. — Видать, все с собой господа забрали.

Мишель тоже ничего не увидел — лишь пустые рамки от фотографий да выдвинутые и брошенные ящики комодов. И даже ложек серебряных, и тех не нашлось, что уж вовсе странно. Или, верно, съехавшие жильцы все с собой до последней заколки унесли, или кто-то здесь до их прихода побывал.

— Аида дальше.

В следующей квартире, как только открыли дверь, кто-то шмыгнул мимо них на лестницу.

— Держи вора!

Паша-матрос развел ручищи и сграбастал беглецов. Два парнишки лет двенадцати трепыхались у него в руках, не касаясь ногами пола.

— Вы кто? — удивленно спросил Мишель. Ребятишки были чумазыми и в каких-то дырявых лохмотьях. Правда, на руке одного из них отблескивал золотой перстень.

— Дяденьки, дяденьки, отпустите Христа за ради! — причитали, плакали, дергаясь в лапах Паши-матроса, испуганные до полусмерти ребятишки. — Бо-ольно, дяденьки-и!..