Что было уже почти официальным предложением, от которого отказываться было грех. И Густав быстро, трех месяцев не прошло, собрался в дорогу...
Не открыть было нельзя. Потому что на пороге стоял милиционер. В форме. С пистолетом на боку. И топил большим пальцем кнопку звонка.
— Старший лейтенант Митрофаненко, — козырнул он.
— Иванов, — представился Мишель-Герхард-фон-Штольц.
— Тут дело такое — сигнал на вас поступил, — тяжко вздохнул участковый инспектор. — Шум после одиннадцати часов ночи — музыка, топот и прочий разврат.
— У меня?! — удивился Мишель-Герхард-фон-Штольц.
— Так точно! — подтвердил участковый, снова козырнув. — Обязан проверить и провести среди вас разъяснительную работу по месту жительства!
И отодвигая жильца плечом в сторону, шагнул в квартиру.
Жильцу ничего не оставалось, как пойти за ним.
— Где тут у вас сесть? — пробасил участковый, проходя, минуя коридор, сразу в комнату, не снимая ботинок.
Жилец захлопнул дверь и закрыл ее на ключ.
От глазка двери квартиры напротив отлип любопытный женский глаз.
— Чего там? — спросил чей-то голос из комнаты.
— К соседу милиционер пришел!
— Давно пора, а то устроили из квартиры вертеп, бродят туда-сюда всякие-разные!..
Старший лейтенант Митрофаненко сделал несколько шагов, остановился посреди комнаты, обернулся и, сняв фуражку, утер тыльной стороной ладони вспотевший лоб.
— Ну... — сказал он, — здравствуй, что ли!
И раскрыл объятия.
— Здравствуйте, Георгий Семенович, — проникновенно сказал Мишель-Герхард-фон-Штольц. — Сколько лет, сколько зим!..
Хотя всего лишь два лета и одна зима. Что не так уж и много. Иные десятилетиями своих отцов-командиров не видят, а если попадаются, то и всю оставшуюся жизнь.
Мишель-Герхард-фон-Штольц припал к груди «участкового».
Обнялись, расцеловались троекратно, по-русски...
— Погоди! — с трудом высвободился из объятий «участковый». — Дай хоть на тебя погляжу-то!..
Поглядел. Вздохнул. Похлопал по плечу. И, как водится, покопавшись в планшетке, вытянул оттуда бутылку «беленькой».
— Закуска-то найдется?
Хотя прекрасно знал, что найдется, потому что лично сам распорядился заполнить холодильник...
— Ну давай, за встречу!
Выпили немного — грамм по сто пятьдесят, памятуя пословицу: «Пить — пей, но дело разумей».
Выпили, закусили и тут же перешли к делу, потому что долгие разъяснительные беседы среди населения участковый вести не мог. Чтобы из образа не выпасть.
— Хочу показать один материал, — сказал «милиционер», доставая из планшетки и вставляя в дисковод компьютера диск.
На экране монитора проявилась картинка — зал, похожий на банкетный, хотя и без столиков, негромкая музыка и толпа шатающихся туда-сюда людей с бокалами и без. Судя по первому впечатлению, какая-то, в узком кругу, вечеринка. Обстановка полуофициальная: дамы в вечерних платьях, мужчины в строгих костюмах, официанты и вовсе в смокингах. Но все трезвы, хотя дармовое шампанское льется рекой — хоть купайся. В общем, — типичный корпоративный вечер, проплаченный из казенной кассы. Все очень пристойно — никто никому на шею не вешается, никого не кадрит и морду, защищая своих дам, не бьет.
Ну и что тут может быть криминального?..
А если нет ничего криминального, зачем было крутить это кино?
Непонятно...
— Ну, что скажешь? — спросил «участковый», останавливая запись.
А что тут можно сказать?.. Красиво жить не запретишь! Особенно за чужой счет.
Но «участковый» ждал не такой ответ — ждал развернутый, в стиле а-ля Шерлок Холмс. Который, используя изобретенный им метод дедукции, заметил бы, что это точно не пролетарии и не пролетарки, что на заводах и в поле они не трудятся, но тем не менее не бедствуют, что, дружа друг против друга, тем не менее хлебают из одной посудины и очень боятся, что их от нее отлучат...
— Но каким образом?! — отыгрывая восторженные интонации доктора Ватсона, спросил шеф-"участковый".
— Очень просто. У них совершенно разный выговор, разные национальности, профессии и возраст, но при этом все они пытаются походить на одного человека, копируя его интонации, движения и пристрастия. Как раньше пытались походить на другого. Может, сознательно, а может — бес...
И верно — все как один припечатывают левую руку к боку, отчаянно жестикулируя правой, все вставляют в речь немецкие словечки. Как говорится, у заики короля и придворные начинают заикаться!
Читать дальше