Сергей ГОРОДНИКОВ - ЛЕЙБ-ГВАРДЕЕЦ

1913 год. Другой мир, другая эпоха.

Военный самолет с отличительными знаками Российской империи низко пролетел над залитой сиянием послеобеденного солнца речкой, покрыл рябью и блёсками поверхность воды и шумно, как бы прыжком, преодолел ровный и пушистый ряд невысоких прибрежных деревьев. За ними поднялся метров до тридцати над землей, над сочно зеленым и пестрым от белых и голубых цветов июньским полем. Из кабины лётчика в обе стороны вылетели жестяные банки, за ними еще две такие же, и еще. Три парных карабинных выстрела разнеслись над полем – и банки красочными фейерверками взорвались в безветренном воздухе, оставив после себя шесть облачков темно-бурого дыма.

Два лихих и ловких всадника, не отставая и на полкорпуса лошади один от другого, неслись по широкому полю, на скаку перезарядили карабины. Один выделялся удобной одеждой казачьего есаула; другой был без офицерского кителя, в свободной белой рубашке с расстегнутым воротником. Стремительно приближаясь к полосе траншеи, они снова, почти разом, выстрелили в мишени, которые из нее появились, и мишени тут же исчезли. Ефрейтор, который сидел в траншее, опустил палки, и на каждой из прикреплённых к ним мишеней, в самом центре, в "десятке", было по дырочке от пули. Лошади с всадниками легко перепрыгнули через траншеи, и ефрейтор быстро поднялся. Он выбрал в углублении оранжевые флажки и, глядя вслед уносящим стрелков лошадям, вскинул над головой руки с флажками.

Оба всадника по большой дуге обогнули поле, пронеслись вдоль прибрежных деревьев и помчались в сторону небольшой рощи, вновь мягко, на скаку, передернув затворы карабинов.

– А-а, черт! – в сердцах ругнулся есаул, когда не попал в серый макет зайца, который мелькнул за деревьями и кустарником рощи.

Повторно стрелять не полагалось по договорным правилам, и после точного выстрела его соперника только один красный флажок вскинулся над самой высокой сосной рощи.

– А не одни донцы ловкие стрелки! А?.. – не отрываясь от бинокля, который сверкал на солнце золотом чеканного двуглавого орла, заметил всем и никому царь Николай II. Он выговаривал слова с лёгким, но неприятным акцентом.

Стоящий рядом, до нервозности взволнованный казачий генерал Войска Донского, до боли прижал к глазам окуляры. Попытался что-то ответить, а лишь выдавил из себя в усы маловразумительное, нечленораздельное мычание. Великий князь К. с другой стороны царя опустил свой бинокль, не сдержал улыбки удовлетворения и затем опять прильнул к стеклам, подвёл резкость.

Царь возглавлял большую свиту красивых, с европейским вкусом разодетых мужчин и женщин. С холмика, как и многие другие в свите, он с увлечением третейского судьи наблюдал за скачущими от дальней рощи всадниками. Среди немногих невоенных позади него, его брата и казачьего генерала, выделялся моложавостью и холодной отчуждённостью лица Арбенин. В летнем, на заказ сшитом английском костюме его можно было принять за одного из западных дипломатов, которые небрежно застыли в свите. Однако был он достаточно богат, чтобы не служить, и являлся финансовым советником великого князя К. Арбенин отвёл глаза от поля и глянул на свою жену, без преувеличения, очаровательную брюнетку лет двадцати пяти. Он нахмурился, не в силах отвести взгляд от её тонких изящных пальцев, которыми она слишком заинтересованно настраивала белый дамский биноклик. Оторвавшись от зрелища, она посмотрела налево, затем направо, на мужчин возле себя, заметила, что муж видит лишь ее, и потянулась к немецкому биноклю в его опущенной руке.

– Разреши! – нетерпеливо сказала она. – Ты же все равно не смотришь!

Выхватив у него бинокль, она выронила при этом дамский, и тот, покачиваясь, повис на шелковом шнурке, под кистью ее округлой, по большей части скрытой рукавом платья руки. Арбенин отвернулся. Мучимый крепнущими подозрениями, он внутренне оцепенел, явно выделяясь своей отрешенностью среди окружения царя, начиная с раздражением презирать всех за эту глупую, недостойную государственных мужей забаву.

Оба всадника между тем от рощи понеслись по направлению к холмику, словно украшенному по верху многочисленной свитой, и на их пути унтер-офицеры привели в действие устройства, которые выстрелили вверх по три блюдца, взлетевших над зелёным полем вроде белых птиц. И здесь есаул допустил неточность – стреляя второй раз, промахнулся, а когда сделал третий удачный выстрел, неразбитое блюдце осталось уже за его спиной, опускалось к покрывалу разнотравья.